– Представьтесь пожалуйста…

– Говоров.

– Как вас называют окружающие?

– Э-э, парень!

– Что, простите?

– Так меня называют окружающие.

– Понятно. Но имя ведь у вас есть?

– Да. Но меня им никто не называет.

– Разве! Вы же написали, что работаете в большом дружном
коллективе! Что вы на хорошем счету, ваш шеф привык на вас полагаться – кстати, как вас зовет ваш начальник?

– «Мой ходячий ежедневник».

– Кхм!!! Оригинально. Он что, прости Господи, дурак?

– Что вы! Он – Бог.

– С начальниками это бывает. А зачем ему вас так называть?

– Он… ну он не очень хорошо умеет организовывать свой распорядок. Вечно все забывает. А я все знаю и помню. Он без меня никуда…

– Так. Спокойно. Еще разочек. Господин Говоров, например, в ваших водительских правах написано: Говоров потом идет ваше имя…

– У меня нет прав.

– Как это?

– У меня и машины то нет.

– Понятно. Проблемы со здоровьем?

– Нет, что вы, все замечательно, спасибо.

– Пожалуйста. Кстати! В паспорте – паспорт-то у вас есть? – написано ваше имя. Назовите его. И главное не надо нервничать!

– Гов… ой, то есть… Алеша!

– Отлично! Аплодирую вам за храбрость. А сейчас перерыв десять минут. Увидимся в зимнем саду.

Даниил Израилевич Фиртель дождался, пока за его пациентом закроется звуконепроницаемая дверь, и со стоном повалился на кушетку – непременный атрибут кабинета психотерапевта, каковым Даниил Израилевич и являлся.
Этот кошмарный город делает из нормальных людей дураков, а из дураков – дебилов. Неизвестно, в чем тут дело, возможно, в самой атмосфере, но каждый его новый пациент хуже предыдущего. Хотя, казалось бы, куда уж…
В прошлый раз, например, была Астафьева Екатерина, так эта дамочка, в каждом мужчине – от пятнадцати до ста - видела потенциального насильника. И это привело ее к тому, что она вооружилась с головы до ног и даже во время сеансов сжимала в кулаке баллончик с газом. Вопрос о кушетке Фиртель даже не поднимал.
Другой пациент был страшно озабочен проблемой собственного старения, которое начинается, как известно, с двенадцати лет.
То есть, это Вячеславу Либерту стало известно, давно, еще во время учебы в школе. Под влиянием этой мысли, Вячеслав облысел в двадцать, потерял зубы в двадцать пять, а в двадцать семь стал полным импотентом.
В день, когда Либерту исполнилось двадцать восемь его, обливающегося слезами над собственным завещанием (десятым по счету), силой скрутили родственники и привезли к Даниилу Израилевичу.
Все это были, так сказать, выдающиеся случаи, жемчужины в рутине дней, но этот пациент побил все рекорды.
Господи, как же его…
Говорун? Нет, не Говорун, как там еще… или все-таки Говорун?
Даниил Израилевич резко сел и потер переносицу в явной растерянности. Имя и фамилия серьезного темноволосого парня в сером пиджаке и сандалиях с носками вертелись на языке, но мозг их вспоминать отказывался. Как же его звать… Алеша! Алеша, то есть Алексей!
Даниил Израилевич наклеил на лицо дежурную улыбку и твердой поступью вышел в зимний сад к своему пациенту. Делай, что должен, и будь, что будет.
Пошел в психотерапевты – не жалуйся на количество психов, записывающихся к тебе на прием. От них в конечном итоге зависит толщина твоего кошелька.

Алексей Говоров ехал домой на автобусе, привычно сгорбившись на самом последнем сиденье у окошка. Под ногами гремела и перекатывалась пустая жестянка из-под пива, справа его намертво придавила необъятная толстуха в синтетической кофте ярко красного цвета. Для середины июля это конечно несколько чересчур, поэтому толстуха обливалась потом и тяжко вздыхала, а на ухабах еще и тихонько икала, в результате чего Алексея окатывали отвратительные миазмы запахов пота и чеснока, а также дешевых приторных духов.
Но Говоров не жаловался. Он вообще никогда не жаловался. Ни на что. Ну… почти.
Алексей вспомнил психотерапевта и болезненно поморщился. Как таких вообще на работу берут? Психотерапевт должен быть чутким, все понимающим, тактичным, а этот не в состоянии даже имя его запомнить.
Ладно, сам виноват. В свои двадцать четыре пора бы перестать верить рекламным объявлениям. «Вернем уверенность в себе. Ваши проблемы – наше решение. Индивидуальные сеансы, умиротворяющая обстановка. Опытный врач…».
А виной всему идиотская сцена, о которой сейчас даже вспоминать стыдно. Ну подумаешь, очередной гламурный красавчик в очередной раз посмотрел на него, как на таракана. И то, что этот красавчик обнимался с его шефом, здесь совершенно ни при чем! Уж к чему к чему, а к тому, что его никто не воспринимает за человека, Алексей привык. Он с этим убеждением практически вырос.
Говоров родился в самой обычной, самой среднестатистической русской семье, состоявшей из отца-инженера, матери-учительницы и двоих, включая его самого, детей.
Алексей был самым старшим, потом следовала сестренка Алена, в данный момент превратившаяся в ослепительную красавицу с длинными ногами, роскошными формами и нулевым коэффициентом интеллекта.
Впрочем, двадцатилетней Алене последнее отнюдь не мешало, даже наоборот.
Она работала на телевидении, где каждый вечер сообщала о природных катаклизмах и прогнозе на завтра.
Жила Алена давным-давно отдельно, а Алексей… Алеша жил с мамой.
Единственное, что в их семье произошло несколько нетипично – это уход отца. Всеми уважаемый инженер-конструктор мебельного производства ООО «ФОРМУЛА УЮТА», сорокасемилетний отец семейства Николай Ермолаевич в один прекрасный день воспылал преступной страстью к дочери своей сотрудницы, которая неожиданно ответила ему вполне искренней взаимностью.
Будучи человеком порядочным, жене Николай Ермолаевич не изменил, просто дождался, когда возлюбленная получит школьный аттестат, после чего подал на развод, благородно оставил все нажитое бывшей теперь уже супруге и детям, наскоро расписался в ЗАГСе и укатил на другой край страны, в Кисловодск.
Случилось это пять лет назад, и с тех пор Алексей ни разу с отцом не разговаривал.
Не потому, что не хотел, а, чтобы маму лишний раз не расстраивать. Хотя… учитывая характер и темперамент Натальи Викторовны расстроить, скорее, могла она. Кого угодно. Она принадлежала к тому типу энергичных женщин средних лет, которые с одинаковым успехом становятся и домохозяйками, и госсекретарями. Если такие женщины богаты, вокруг них буквально расцветают сады из благотворительных обществ и фондов в поддержку самых разных людей,зверей и явлений. Если же такие женщины принадлежат к среднему классу… тогда они всецело отдаются общественной работе в тех самых фондах. После педагогической деятельности Наталья Викторовна решила возглавить совет благотворительного фонда помощи животным "Большое сердце", и Алексей про себя считал, что уж теперь несчастным кошечкам и собачкам ничего не грозит, это точно. Во всяком случае, ничего страшнее самой Натальи Викторовны. По сравнению с ней, мучители животных– просто кучка непутевых пионэров с рогатками.
Ухода мужа Наталья Викторовна попросту не заметила, а узнала обо всем только из письма собственных детей, отчаявшихся донести эту важную информацию устным способом.
Единственной реакцией женщины было гневное фырканье и громогласная эпитафия экс- супругу: «Ежели взрослому человеку охота выставляться дураком, тут уж простите, ничего не поделаешь!»
С тех пор имя Николая Ермолаевича в семье не упоминалось, а Наталья Викторовна даже с некоторым облегчением окунулась в работу. Теперь ей уж точно никто не мешал.
Таким образом, когда Алена выпорхнула из родительского гнезда, Алексей оказался предоставлен сам себе, потому что маму, с позволения сказать, так и носило по всему городу и стране- по заседаниям, форумам, конференциям и ассамблеям.
Тихий мальчик Алеша был точной копией отца, перенявший от него и спокойную миловидность, и мягкий характер.
А еще Алешенька был гей, но о его ориентации не знал никто, даже вездесущая сестренка. Ему было стыдно рассказывать правду своим близким. Да и кому будет приятно слышать, что твой сын, брат,сват и т.д - заднеприводный! Младшенькая же удалась в маму, и Алексей лет с шести намертво усвоил: не хочешь каждый день наблюдать гибель Помпеи - научись уступать. Он и научился, благо, характер к этому располагал.
Алена мечтала о карьере звезды и грезила о лимузинах и открытом счете в Швейцарском банке, а Алеша тихонечко окончил школу, аккуратненько отучился на секретаря-референта, после чего начал прилежно обивать пороги агентств по трудоустройству в течение полугода.
Итогом сия смиренного подвига стало совершенно неожиданное и ошеломляющее предложение от инвестиционно-финансовой компании «Солид». Алексей разумеется, его принял.
«Солид» был компанией не то чтобы супермощной, но, сильной.
Основателем и бессменным главой в течение многих лет был Семерин Владимир Владимирович, покинувший земную юдоль около шести лет назад в возрасте восьмидесяти трех лет. Что характерно, за гробом шла, обливаясь слезами, молодая вдова модельной внешности. Покойный принадлежал к тому типу мужчин, которые в наши дни вполне можно считать вымирающим – таких любят всегда и до самого конца их дней. До одури, до потери рассудка, без оглядки и совершенно искренне.
Потом – очень ненадолго – главой компании стал внук Семерина, Мирон,однако он продержался на своем посту лишь до оглашения завещания.
После оглашения он переместился в отдел по связям с общественностью, а «Солид»перешел в руки некоего Алексея Анисенко. Не прошло и года, как господин Анисенко, по всей видимости, еще более прибабахнутый на голову человек, нежели старый Семерин, сложил с себя все полномочия, продал Мирону свой пакет акций и отбыл за границу, сжимая в объятиях молодую жену Варвару.
Молодая была не очень молода, но отзывались о ней все исключительно положительно, вскоре она родила Анисенко двоих детей, и, судя по всему, возвращаться семейство не собиралось.
Таким образом, Семерин Мирон Владленович вновь занял место Биг Босса, а через пару месяцев Говоров Алексей стал его личным секретарем, на тот момент временным, так как предыдущая секретарша, Наташенька, отправилась в декретный отпуск.
А через шесть месяцев Мирон Владленович осознал две важные вещи: на всем белом свете только Говоров способен разобраться в бардаке на его рабочем столе, слишком много знает о некоторых… хм… не вполне украшающих биографию шефа фактах. К тому же и сама бывшая секретарша Наташенька, родив прекрасных и здоровых двойняшек, совершенно не горела желанием возвращаться на рабочее место, так что Семерин перевел Алексея в основной штат, удвоил ему оклад – и зажил припеваючи.
Говоров обладал незаменимым и неоценимым для личного секретаря даром: он помнил все, про все и про всех.
Мирон очень быстро выбросил свой черный кожаный ежедневник с золотым тиснением и перестал делать вид, что сам планирует свой рабочий день. Какой смысл, если Алексей все равно все переделает, причем гораздо лучше?
Постепенно Говоров стал для Биг Босса незаменим, жаль только, что… вещью. Мирон понятия не имел, где живет его секретарь, когда у того день рождения, начальство это и не интересовало.
Говоров всегда должен быть рядом. И точка. Семерин даже прозвал Алексея «мой ходячий ежедневник» и весьма гордился своим остроумием…

Автобус уже подъезжал к дому, вернее, к той остановке, где в конце улицы стоял этот самый дом. Толстуху рядом сморил сон, и Алексей оказался наглухо замурованным. Чтобы будить незнакомого человека, пугать спросонья, отчаянно при этом смущаясь и краснея, не могло быть и речи.
От усердия, высунув кончик языка, Алеша принялся совершать сложный обходной маневр, заключающий в себе, как можно более элегантное перелазанье через спинку сиденья с последующим протискиванием на свободу…
Увы и ах!
На подъезде автобус дернуло, и Говоров самым позорным образом свалился на толстуху, а та, как и положено, спросонья заверещала дурным голосом на весь автобус и выронила сумку. Из сумки с тяжелым шлепком вывалился сверток с рыбой и поскакал по проходу автобуса, довольно бодро шлепая рыбьим же хвостом, прорвавшим тонкий целлофановый пакет.
Подростки, сидевшие впереди, разразились радостными визгами и сочувственными замечаниями, типа: «Тетенька, а у вас запчасть отвалилась!»
Толстуха перестала орать, зато полностью слилась со своей кофтой по цветовой гамме. Алексей же барахтался у женщины на объемной груди, умирая от стыда и ужаса. Наконец кошмар закончился, автобус лихо затормозил, и несчастный «ходячий ежедневник» благополучно скатился с несчастной толстухи.
Только на остановке, глядя вслед автобусу, увозящему беззвучно вопящую женщину в красном, Говоров осознал, что несчастную рыбу то он чисто машинально прихватил с собой и теперь прижимает остро пахнущий болотом пакет к своей чахлой груди.
Размеры катастрофы ему еще только предстояло осознать, пока же Алексей устало брел по дорожке к дому, в квартире которого последние двадцать пять лет, прожила семья Говоровых.

Первым делом следовало позаботиться об украденном – это вам каждый бандит скажет. Алеша на ходу стряхнул сандалии, прошлепал в ванную и включил холодную воду.
Не дожидаясь, пока вода поднимется достаточно высоко, поспешно освободил из порванного пакета свою невольную добычу и осторожно опустил в воду. Добыча оказалась громадным и на вид немного сердитым карпом необыкновенной красоты. Серебряные чешуйки, правда, понесли значительный урон, но в целом на дохлую и даже на снулую рыбу карп никак не смахивал.
Когда же воды набралось достаточно, чтобы карп смог плавать, он немедленно и резко вильнул всем телом и пошел наворачивать круги.
Определенно, рыба почувствовала себя лучше. Говоров решил дать ему передохнуть и вышел из ванной, погасив за собой свет.
В измученной недавними событиями голове испуганными мотыльками мелькали разрозненные мысли…
По всей вероятности,рыба сдохнет. Наверняка – в автобусе не менее получаса поездил, да еще неизвестно, когда толстуха его купила, не на остановке же? Столько времени без воды…
Есть его невозможно, прежде всего потому, что чистить… ой, прости господи, да даже думать об этом он не может!
Остается ждать, когда карп сам… Зачем люди покупают живую рыбу? Это конечно мелко и непорядочно – рыбку в кляре ты любишь, а как живую покупать,так сразу вспоминаешь о том, что она живая!
Помнится, какой-то писатель, из великих, хотя у нас все, кажется, великие, развлекался следующим образом: сам будучи вегетарианцем, брал живую курицу, привязывал к стулу, рядом клал здоровенный тесак,и когда пришедшие гости изъявляли желание съесть еще что-нибудь,кроме пареной репы и вареного горошка, предлагал им самим заняться приготовлением куриного бульончика, так сказать, с самого начала.
Интересно чем кормят карпов? Наверно червяков надо во дворе накопать. И книгу купить по рыбоводству… то есть об аквариумах. Правда в аквариумах как правило рыбки маленькие, но принцип должен же быть один?
О!У шефа в кабинете стоит здоровенный аквариум. Надо туда влезть перед работой и посмотреть, как устроены эти штучки, из которых воздух идет…
Мирон сегодня ему подмигнул. Два раза. Первый раз на совещании, когда говорила Леонтьева, бухгалтер. Говорила долго и нудно, Алексей не выдержал и зевнул, а шеф заметил. А Говоров заметил, что шеф заметил. И смутился, впрочем, как всегда. До оцепенения, до холодного пота. И тогда начальник ему подмигнул. От этого стало легче. И вообще, подмигивание – гениальный мимический прием.А вот второй раз – о нем лучше и не вспоминать. Именно после него Говоров ощутил настоятельную потребность пойти к этому дорогущему психоаналитику.
Алексей с отвращением стянул с себя рубашку, пропахшую рыбой.
Пугливо обернулся на окно, но оно было надежно закрыто плотными занавесками. Подошел к зеркалу – и нет, вовсе не для того, чтобы на себя полюбоваться, этого он сроду не делал. Просто зеркало висело на дверце шкафа, а ему требовалось достать домашнюю одежду. Тем не менее полностью проигнорировать собственное отражение Говоров не мог и поэтому окинул себя быстрым взглядом. Не высокий и не низкий, не худой и не толстый, не красавец и не урод. Волосы темно-каштановые, стриженые. Ненавистный с детства «боб»: «Как будем стричь старшего? – О, здесь все просто, полагаю, добрый старый бобрик». Наталья Викторовна всегда точно знала, что и кому из ее детей нужно в данный период жизни…
Хорошо бы, у него были бы вьющиеся буйные локоны. И он бы на работе их перехватывал лентой, а однажды Мирон бы уронил бумаги, и он бы,Алексей,полез бы под стол их собирать, а лента бы с волос слетела, и темная волна локонов разметалась бы по плечам, и шеф бы увидел, какой он красивый…
Прям обалдеть, какой красивый, неписаный красавец, ага, встрял внутренний голос, как две капли воды похожий на голос мамы. Зная тебя, Алешенька, нетрудно предположить, что волна локонов выйдет несколько… жидковатой, да и под столом ты в лучшем случае застрянешь, а в худшем – порвешь брюки, да и шеф никаких документов рассыпать не будет, потому что не читает их, для этого как раз ты у него и работаешь, чтобы бумажки разные читать.
И хватит дурака валять, иди, прими душ, от тебя несет, как от рыбного отдела.
Алексей смущенно и торопливо выхватил из шкафа застиранную футболку, старые драные джинсы и чистые трусы. Хорошо, что мама в данный момент борется за жизнь очередных собачек. При маме носить джинсы он не решался. Наталья Викторовна весьма критически оценивала внешние данные сына. «С такой кормой нужно ограничиться черным и продольными полосками! В джинсах ты похож на вышедшего в тираж стриптизера». Вот так.
Говоров недоумевал. Неужели стриптизеры ТАК выглядят? Пусть даже их тираж и состоялся очень давно?
Алексей закусил губу и по-настоящему расстроился. В двадцать четыре года он чувствует себя стариком, стесняется собственного отражения в зеркале,
тайком от матери носит джинсы и до сих пор стрижется по ее же указке.
А жить, когда? Жить так, как живут нормальные парни его возраста…
Алексей ступил в душевую кабинку и только здесь снял майку и трусы. Это, конечно, полный позор, но дело в том, что он стеснялся рыбы в ванне…
Оказалось, не зря стеснялся. Когда он после душа вышел из кабинки и потянулся за полотенцем, то поймал на себе пристальный взгляд серебристой рыбины.
Карп уже успокоился и теперь лениво пошевеливал плавниками в углу ванны. Смотрел он при этом на Говорова, и тот бы мог поклясться, что во взгляде круглых глаз явно читается насмешливый и слегка надменный интерес.
Алексей взял себя в руки. Снял с вешалки халат, завернулся в него и присел на край ванны. Карп не пошевелился, только слегка развернулся, чтобы смотреть прямо на парня. Говоров кашлянул и громким фальшивым голосом поинтересовался:
– Ну и что же мне с тобой делать,тритон недоделанный?
Сам ты тритон, спокойно ответили глаза карпа.Алексей еле удержался, чтобы не отвести взгляд.
– Думаю, ты должен… должен что-то есть. Червяков у меня нет, так что начнем с булки.Сейчас принесу.
Он попросту из ванной сбежал, провожаемый насмешливым взглядом темных круглых глаз.
Вернувшись, он вновь присел на край ванны и начал крошить батон в воду… Карп наконец оторвался от созерцания своего спасителя поневоле и поплыл вперед. Ехидно сложенные губы рыбы раскрылись в молниеносном движении – карп начал есть. Алексей успокоился и произнес совсем уж расслабленно:
– Пока мы вместе, тебя надо как-то называть. Ты ведь ничего не имеешь против, а? Будешь у нас Люк.А я – Алеша.
Уже лежа в постели, Говоров мрачно констатировал: у него окончательно поехала крыша. С птичками, рыбками и далее по списку, конечно, разговаривают, но никто в здравом уме не будет представляться им по имени, тем более – всерьез. А он поступил именно так.
И совсем последней его мыслью было: теперь по вечерам меня будут ждать…

Работа начиналась с десяти, так что Алексей решил заскочить в зоомагазин. На прощание заглянул в ванную – Люк мирно шевелил плавниками на дне ванны.
Дно которой уже покрылось естественными отходами и размокшим батоном. Булку Алексей решил не добавлять, а то настоящее болото получится, и еще неизвестно, понравится ли это карпу.
В зоомагазине было здорово. Говоров даже позабыл о цели своего визита и раззявив рот ходил между стеклянными и проволочными вольерами, зачарованно рассматривая их обитателей. Кого тут только не было!
Зелено-голубые хамелеоны изображали из себя неподвижные бревнышки. Котята самозабвенно терзали пушистые игрушки. Щенки смотрели влажными глазами,
исполненными надеждой, что-теперь-то уж точно пришли за ними.
Разноцветные попугаи чистили алые, изумрудные и аквамариновые перья, косясь сердитыми глазами на оробевшего и восхищенного молодого человека.
Потом он попал в отдел аквариумных рыб – и завис.
Искусственные коралловые рифы раскинули свои ветви, между которыми шныряли разноцветные рыбки. Взволнованно развевались водоросли, и то, что Алексей поначалу принял за плоский черный булыжник, оказалось совсем некрасивой рыбой, стремительно уплывающей прочь, когда он подошел слишком близко.
В прозрачной воде танцевали морские коньки, видимые только благодаря искусному освещению. Потешные мордашки явно улыбались, а причудливо изогнутые хвостики подергивались будто приветствуя.
Говоров склонился к стеклу последнего в ряду аквариума, казавшегося пустым. Его заинтересовал источник пузырьков воздуха, серебристым дымом вырывавшихся из развалин крошечного средневекового замка, наполовину зарывшегося в белый песок. Неслышно подошедшая со спины продавщица тронула Алексея за плечо, и тот, подпрыгнув от неожиданности заорал в голос. Девушка сильно вздрогнула, но фирменная улыбка так и не покинула ее лица.
– Простите, что напугала вас. Чем могу помочь? Интересуетесь аквариумными аксессуарами?
– Я… э… вообще-то… я не знаю…
– У вас аквариум?
– Нет. Да! Не у меня. На работе. Понимаете, мне надо за ним следить и всякое такое, а я…
– Понимаю. У нас есть прекрасный специалист. Одну минутку, придется покричать… Александр!!!Сашка!!!
Несмотря на то, что он был предупрежден, Алексей все равно вздрогнул. У
девушки оказался на удивление зычный голос. Через пару мгновений стенка с аквариумами бесшумно отъехала в сторону, и перед Говоровым предстал удивительный персонаж.
Это был молодой мужчина лет тридцати с хвостиком с обветренным худощавым лицом. Мужественности этому лицу придавал кривой шрам над верхней губой,
однако еще выше, над массивным носом сияли абсолютно детские голубые глаза, в данный момент исполненные глубокой печали. Роста мужчина был не просто высокого, а очень высокого, из коротковатых рукавов клетчатой рубахи трогательно торчали изящные запястья пианиста, пальцы были белыми и очень чистыми. Так бывает, когда человек очень много времени проводит, держа руки в воде.
Голубые глаза с возмущением уставились сначала на девушку, а потом на Алексея.
Голос мужчины оказался на удивление приятным, певучим. К тому же он не выговаривал букву «р».
– Что такое,Маия? Неужели так тъюдно запомнить, что меня нельзя отвлекать во въемя нееста?
Девушка немедленно превратился в ехидну.
– О, прости, прости, мне страшно неудобно отвлекать тебя такими
мелочами! – но у нас, видишь ли, посетитель. И он вполне может стать
покупателем – если ты соблаговолишь на пару минут оторваться от своих…
– Ни слова! Я знаю, что ты тейпеть их не можешь. Я вас слушаю, только быстъее.
Говоров окончательно оробел и затосковал. Когда ему предлагали говорить побыстрее, все слова начисто вылетали у него из головы и это при условии, что до этого он вообще знал, что говорить, а сейчас был явно не тот случай.
– Понимаете,я подумал, что надо обратиться к специалисту… ну то есть, если хочешь, чтобы все получилось… у меня никогда не было опыта общения с таким большим… то есть, и с маленькими-то не часто, а уж с этой громадиной… наверное, тут есть своя специфика… возможно, приспособления…
– Паень, а ты увеен, что тебе нужно сюда, а не в секс-шоп?
Алексей вспыхнул – и разозлился.
– Ценю ваш юмор, но тут дело в следующем. У меня дома рыба. Большая. Карп. Я держу его в ванне, но не думаю, что это для него лучшее место. Чем его кормят? Какая вода ему подходит? Не тесно ли ему будет в аквариуме? Впрочем, если у вас здесь в основном декоративные рыбки, вы, наверное…
В голубых очах Александра зажегся непонятный огонек, и дылда вдруг молча отступил на шаг, пропуская Говорова в потайную дверь. Продавщица тихонько фыркнула и удалилась восвояси.
Алексей с некоторой опаской прошел в служебное помещение… и замер от восхищения.
Сразу стало понятно, что магазинные аквариумы – лишь витрина. Настоящие сокровища прятались здесь, и драконом над ними был долговязый Сашка.
Все четыре стены представляли собой громадные аквариумы. Здесь не было никаких пошлых замков и галеонов – только природные материалы.
Розовые, алые и белые кораллы, пушистые актинии, тысячи водорослей разного вида – от широколистных до похожих на зеленоватые русалочьи волосы. Песок золотистый, песок белый, песок алый, как кровь, песок голубоватый; крупная галька, мельчайшие раковинки, ковром покрывающие дно, валуны, обросшие мягким зеленым пухом.
Обломок античной амфоры. Утопленная в песок колонна древнего храма. Истлевшая доска с какой-то еле различимой вытравленной надписью…И как-то сразу было понятно, что это не пластик, не подделка, все настоящее и, скорее всего, самим же Александром и привезенное из дальних путешествий…
Да и рыбки здесь были совсем другие. Яркие тропические цветы с плавниками – так вернее. Алексей не узнал ни одной разновидности, да это было и не нужно.
Над его плечом раздался журчащий голос, и в нем явственно звучали нотки раскаяния.
– Я пъинял вас за обычного идиота из тех, кто содейжит гуппи и неонов в одном акваиуме, а вершиной оигинальности считает язведение декоятивных стейлядей. Как он к вам попал?
– Кто? Ах, Люк … То есть карп… В общем-то, случайно. Его уронили на пол в автобусе, а я машинально подобрал.
– Вот сволочи!
– Вот именно! Только теперь я не знаю, что с ним делать.
– Пъежде всего скажите, он сильно постъядал?
– На вид – не очень. Но у него ободрана чешуя на боку.
– Плохо! Нельзя выпускать. Без нее он все явно, что голый человек посъеди гояда. Нужно ждать, когда отъястет. Ебъя щупали?
– Что… Ах, ребра! Н-нет, я решил побыстрее выпустить его в воду.
– Отстаивали?
– Кого?
– Воду!
– Н-нет… Все так быстро случилось. Нужно отстаивать?
– Лучше бы, но яз он в ванне… В пъинципе, они неплохо живут и в водопъяводной воде, только нужно фильтъевать. Купите… сейчас я вам напишу. И еще нужен будет компъессой.
– Понятно. А что это?
– Качает воздух.
– А! Скажите, а что они едят?
– Чейвяков. Личинки. Вообще-то они хищники, можно и мелкую ебешку, типа плотвы.
– А чейвя… червяки у вас продаются?
– Мотыля купите у нас, а побалуете его настоящими, земляными. Накопаете в пайке или дволе… Думаю, он попъявится чеез паю недель. Тогда можно будет выпускать, язумеется, подальше от гояда. Тепей пъястите – меня ждут молодые матеи. И отцы. Да,и еще яз – извините. Я едко общаюсь с людьми.
– Да уж…
– Я чаще нахожусь в ИХ обществе.
И Александр благоговейно повел рукой вокруг себя, а Говоров подумал, что очень хорошо его понимает. Посреди этой безмолвной красоты даже он чувствовал себя спокойным и умиротворенным.
Через пятнадцать минут он покинул зоомагазин, прижимая к груди пакет с
фильтром, мотылем, лекарствами для поврежденной чешуи, витаминами и блестящими мормышками – «чтобы Люку было не скучно, пока вы на яботе!» В голове у Алексея немножко гудело, и только на пороге родного офиса он вспомнил, что так толком и не узнал про компрессор. Придется все же залезть в аквариум шефа. Благо, раньше одиннадцати тот на работе не появится…

Алексей запер входную дверь и без сил привалился к ней спиной.
Все, что наговорил ему шеф… нет, не так. Все, что он сегодня утром натворил на работе, а потом и все, что наговорил ему шеф, было настолько
нереальным, настолько неправдоподобным, что сейчас он словно раздвоился.
Традиционный скромник и молчун с ужасом смотрел на картины, проносившиеся в мозгу, свято веря, что это случилось не с ним. С ним всего этого кошмара произойти просто не могло.
Второе же я, неведомый хулиган, разгромивший кабинет собственного начальника, безбашеный тип, совавший руку в аквариум с пираньями, короче, этот пылал гневом и стыдом.
Именно так: сначала гневом, только потом стыдом.
И стыдился совсем не того, что сделал, – а того, что так и не решился сделать.
Встать, вытереть сопли и слезы, надменно взглянуть на начальника-кровососа, этого красавца-хама, и ледяным голосом процедить: «Любое сходство между вами и человеком является чисто случайным! Мое заявление будет у вас на столе через пару минут!».
Говоров ощутил, что в руках у него какой-то сверток. Поднес судорожно сжатый кулак к глазам. Конверт с логотипом компании, а в нем небольшой плотный квадратик. Он медленно распечатал конверт. Тускло сверкнуло золотом. Золотая карта на предъявителя. Он был отличным делопроизводителем. Он разбиралась почти во всем, пусть и не столь глубоко, но достаточно, чтобы вспомнить: такая карта обеспечивается капиталом не менее пятисот тысяч. Полмиллиона. Пол-лимона.
Мирон Владленович, самодур и хам, отдал ему в полное распоряжение полмиллиона. И еще одну вещь отдал, приказ – за неделю перестать быть Алешей Говоровым. Стать другим человеком.
Красивым, уверенным в себе, прекрасно упакованным молодым человеком. Ходячий ежедневник, покрытый золотом...
Можно представить, как они все будут смеяться. Все эти Дани,Саши,Марины Викторовны… А громче всего будет хохотать красавчик шеф, его тайная любовь.
Потому что влюбился в Мирона с первого же взгляда, и невозможность этой безумной, немыслимой любви принял так же покорно и обреченно, как всю
жизнь принимал все тычки и насмешки младшей сестры, постоянное ехидство матери, недоуменное пренебрежение сослуживцев, равнодушное презрение сверстников – тех самых красавцев, в одного из которых ему велел за неделю перевоплотиться Семерин.
Алексей не зарыдал, не закричал, не швырнул карточку в стену, просто положил ее на столик и побрел, шаркая ногами, в ванную.
Нужно встать под душ, смыть с себя вонь тухлого мяса и сегодняшнего позора, забыть, забыть…
Свет залил ванную и в помутневшей воде тяжело метался крупный серебристый карп.Люк.Его домашний питомец.
Говоров разом забыл все беды и склонился над ванной.
– Ах ты бедный! Я совсем спятил. Забыл на работе все твои подарки. Душно, да? Грязно тебе здесь, бедолага. Ничего, сейчас…
Он метнулся на кухню, открутил с водопроводного крана старенький угольный фильтр. На первое время сойдет.
Пустил воду, предварительно облившись с ног до головы, а потом сунул обе руки в ванну, нащупывая пробку слива.
Рыба не метнулась прочь, не забилась, пытаясь уплыть от вторгшегося чужака – он проворно и смело подплыл, медленно шевеля плавниками, и начал щекотно тыкаться в голые руки Алексея.
Прикосновения эти были так легки и нежны, что парень на миг замер, а потом почувствовал, как закипают на глазах слишком долго сдерживаемые слезы.
Вот рыба. Бестолковое, как утверждают книги и знатоки, создание.
Но этой рыбе глубоко безразлично, как выглядит Алексей, рыба просто ему доверяет.
Рыба – рыба! – видит в нем своего спасителя и кормильца. Рыба рассчитывает на него.
Алексей зло вытер слезы, а другую руку осторожно поднес к спине карпа, а тот не уплывал, ждал.
И Говоров погладил его по гладкой серебряной чешуе здорового бока.
– Ты выздоровеешь, обещаю. И мы с тобой отправимся далеко-далеко, туда, где небо синее-синее, а трава зеленая-зеленая, где нет людей, а в реках течет хрустальная вода. Я тебя отпущу и помашу рукой, а ты плеснешь хвостом в ответ и уплывешь к своим. Ты их найдешь, обязательно. И будешь у них королем. Веришь?

Темные глаза рыбины смотрели на него серьезно и доверчиво. Алексей проглотил комок в горле и стал раздеваться.
Грязная одежда полетела в корзину, горячие струи ударили по спине, душистая пена одела в мантию.Он яростно намыливался, бормоча под нос
неясные и бессвязные угрозы.
Хотите смеяться – посмеемся вместе. Похохочем. Ржать, как лошади, будем!Обещаю!
Одежду, говорите? О’кей. Меха, шелка, натуральная кожа и бархат, парча, все, про что он читала в книгах!
Где, говорите, телефон этого психа? И терапевта заодно с ним? Сейчас он ему устроит сеанс одновременной игры на десяти кушетках!
Свежий,раскрасневшийся, разъяренный Алексей вылетел из ванной и недрогнувшей рукой набрал номер, написанный на бумажке твердой рукой бухгалтерши.
Чудеса случаются значительно реже, чем настаивают беллетристы, и решимость Говорова совершенно не сделала из него гордого красавца в мгновение ока. Наоборот, означенная решимость улетучилась в один миг,едва на том конце провода сняли трубку и приятный профессионально поставленный женский голос сообщил:
– Приемная доктора Фиртель. Чем могу помочь?
Алексей с размаху хлопнул трубкой на рычажки.
До обеда он себе занятие нашел. Во-первых, из ванны убежала вода, и пришлось довольно долго ползать на коленках, собирая воду тряпкой.
Потом он отправился во двор и мужественно накопал толстых дождевых червей.
Червяки извивались и очень напоминали откормленных миниатюрных змей.
Дальше было хуже:он их высыпал в ванну и сдуру остался посмотреть, что получится.
С точки зрения Люка получилось шикарно. Еда была живая, качественная и обильная.
Настолько обильная, что хвост (или голова?) последнего червяка так и остался торчать изо рта карпа. Это зрелище вызвало в душе Алексея некоторый дискомфорт, в результате которого он решил сегодня обойтись без спагетти, ограничиться бутербродами или яичницей.
Потом он опять поменял воду, отметив при этом, что раба явно предпочитает
идеальный порядок в своем водоеме, осторожно растворил в воде пару кристалликов марганцовки и бросил в ванну несколько широких листьев пальмы-монстеры, чтобы Люку уютнее спалось.
И настал тот момент, когда никаких занятий у Алексея не осталось. Тут же вернулись воспоминания о сегодняшнем дебоше, а за ними – и о приказе начальника.
Делать нечего, надо звонить доктору Фиртель. Да и что он, собственно, теряет? Фиртель его уже видел, впечатление хронического идиота Алексей на него произвести успел, так что… как говорится, пятнадцать минут позора – и ты на свободе.
Говоров решительно набрал номер, собираясь говорить твердо и уверенно.
Получается же у него на работе, когда он, не моргнув глазом, звонит в очередную контору, хоть в министерство, чтобы договориться о встрече для начальства.
Да, он договаривается о встречах для Семерина, ведь и сейчас он действует по его приказу? Стало быть, включаем секретаря.

Даниил Израилевич закончил все дела на сегодня и блаженно потянулся в кресле. Жизнь налаживается! Вчерашние пациенты претерпели некоторые количественные сокращения. Размышления доктора были прерваны приходом секретарши. Даниил Израилевич с удовольствием окинул взглядом точеную фигурку в белом халате. Секретарша у него хоть куда!
Секретарша профессионально мило ему улыбнулась. Мало кто знал, что эта хрупкая на вид и красивая женщина со светлыми гладкими волосами несколько лет проработала надзирательницей в 11 психиатрическом отделение Москвы,а под этим крахмальным халатиком скрывается мускулистое тело обладательницы черного пояса по таэквандо.
Даниил Израилевич знал и про то, и про другое. Маргарита вот уже как полгода была его любовницей.
– Как дела, карамелька?
– Лучше. Тебе звонили.
– Кто?
– Во-первых,Семерин младший. Просил за своего знакомого. По его утверждению,ничего серьезного, небольшая коррекция личности.
– Так, понятно. Учитывая то, что молодого Семерина самого неплохо бы подлечить от излишнего инфантилизма, я представляю, что там надо корректировать. Кто еще?
– Сразу после него звонил твой вчерашний пациент,Говоров.
– Точно!Гаврюша!
– Док, иногда я за тебя волнуюсь.
– Понимаешь, у меня напрочь отшибло его имя прямо во время занятий. Помню, что фамилия какого-то нашего мультяшного персонажа…
– Смешно.
– Что ты! Неудобно. В конце концов, он же не виноват, что таким недотепой родился. Так что сказал Говоров?
– Ничего. Испугался и бросил трубку. У меня его номер высветился, я успела внести в список.
– Бросил, говоришь? Это не хорошо, но и не плохо. Позвонил – значит, хочет прийти. Бросил – все еще робеет.
– Перезвонить?
– Ни в коем случае! Спугнешь. Пусть это будет его решение. Иначе может замкнуться. Поцелуемся?
– Дан, давай лучше поедем ко мне? Купим еды в китайском ресторанчике…
– …Зажжем свечи…
– …Разляжемся на ковре…
– …Я раздену тебя медленно-медленно, начну с блузки…
– …Я буду стонать все громче…
– …А потом ты будешь лежать на ковре и ласкать себя, пока я медленно сниму пиджак…
– …Нет, пиджак я сорву с тебя еще в прихожей…
– …Хорошо, тогда брюки…
– …И я приподнимусь навстречу, поцелую тебя прямо…
– Все! Молчать! А то мы никуда не доедем. О, телефон! Я возьму, одевайся,дорогая… Алло, доктор Фиртель слушает… Здравствуйте, здравствуйте, дорогой! Ужасно рад. Волновались сегодня абсолютно все…Как «почему»? Ведь вы – мой пациент… Да, конечно… Я думал… Ах, вот что… Нет, я как раз освободился…Полагаю, мы могли бы встретиться прямо сейчас… Да, жду… До встречи. И привет Мирону Владленовичу. Всего доброго.
Рита с интересом наблюдала за доктором, а тот опустил трубку и растерянно потер руки.
– Надо понимать, китайская еда, ковер и поцелуи в диафрагму откладываются?
– Рита, детка, не сердись, но – да! Зато в качестве бонуса потрясающая новость: протеже Семерина и Говоров – один и тот же человек.
– Ого! А может, он нам мозги пудрит? Семерин не мог клюнуть на то, что вчера сидело у вас в кабинете в допотопной одежде и в сандалиях с носками.
– Ритуля, я вынужден тебе напомнить о профессиональной этике…
– …а также о том, что семейство Семериных вносит значительный вклад в рост твоего благосостояния…
– …и твоего, таким образом, тоже.Не злись. Я приеду попозже и буду в постели неукротим.
– На ковре!
– На ковре, в прихожей, в ванной, в коридоре, в спальне, в постели, около постели, на балконе и два раза – на кухонном столе.
– Ого,Дан! На такое способен не каждый! Ладно, целую. Не забудь поставить на сигнализацию сейф с наркотой. До вечера.
Доктор помахал рукой возлюбленной и остался ждать пациента.

Оказывается, надо было сразу включать секретаря! Все прошло, как по маслу. Алексей даже не вспотел, а такое с ним бывало редко.
Оставалось решить, в чем отправиться к психотерапевту. Деловой костюм погиб, вчерашняя одежда воняет рыбой… Остаются джинсы?
Он натянул потертые джинсы с дыркой на колене, нашел чистую белую футболку, надел под нее майку, чтобы соски не просвечивали, и осторожно глянул в зеркало. На него смотрел смутно знакомый паренек с растрепанными темными волосами и испуганными золотисто-чайными глазами.
Голубые джинсы туго обтягивали задницу и ноги, футболка тоже сидела в облипочку. Говоров в отчаянии закусил губу.
Ну почему, почему тысячи ребят ходят по летней Москве едва ли не в трусах и шлепанцах, а он, взрослый, совершеннолетний, самостоятельный мужик не имеет права надеть джинсы?
А вот возьмет – и пойдет в этих драных джинсах по улице!
И ничего не произошло. Никто и не посмотрел в сторону развратного Алексея Говорова и его вызывающей попы. Люди спешили по домам, подростки гоняли на скейтах и роликах, девушки неспешно и призывно стреляли глазами по сторонам…
Впервые в жизни Алексею пришло в голову: а может быть, мир вовсе не так уж пристально за ним следит,ведь найдется пара десятков человек, которые выглядят куда более идиотски, чем он?
Эта мысль потрясла его настолько, что он на одном дыхании на автобусе доехал до фешенебельного района, где на одной из улочек располагался психотерапевтический кабинет доктора Фиртель.

Даниил Израилевич смотрел во все глаза и никак не мог понять, что же его сегодня смущает во вчерашнем пациенте. Ну, не смущает, удивляет.
Во-первых, одежда. Вчера Говоров был самым типичным из всех типичных серых мышей, во многом благодаря несуразному мешковатому костюму и нелепой обовью.
Сегодня перед ним сидел… ну, не сказать, чтобы апофеоз раскованности и естественности, но вполне нормальный,обычный парень.
Немного слишком зажатый, чересчур смущенный.
Волосы вчера были зализаны – сегодня видно, что они густые и немного вьющиеся,да и эта стрижка ему к лицу. Немного поработать стилисту –и Говоров может быть даже и неотразимым, чем черт не шутит.
Глаза – это вообще песня. Вчера напрашивалось только одно определение: коровьи.
Бессмысленные, добрые, печальные… Сегодня на доктора глядят великолепные золотистые очи, и смятение, плещущееся на дне, только прибавляет этому взгляду чувственности.
Бог ты мой, да вчера о чувственности и разговора идти не могло!
Ресницы густые, длинные, загибающиеся вверх. Рот… великоват, но тут, как говорится, на любителя.
Лицо свежее, чистое. Лишнего веса никакого, ножки стройные, прямые,попка округлая, джинсы в обтяжечку – да нет, сегодня перед ним прямо цветок нераспустившийся, а не вчерашний синий чулок без возраста!
Доктор любил деньги своих пациентов и любил их куда больше, чем самих пациентов, но помимо этого он был профессионалом.
Такие резкие перемены в облике свидетельствовать могут только о двух вариантах: либо за прошедшие неполные сутки что-то в жизни Говорова кардинально
переменилось, либо и вчера, и сегодня перед ним сидел один и тот же молодой человек, закомплексованный и затюканный родней и работой,
но внутренне достаточно свободный и не без изюминки.
И ему предстоит выяснить, какой из вариантов верен, если все же второй – вытянуть на свет божий эту изюминку, освободить душу этого парняот оков условностей и подарить миру еще одного красавца.
– Ну-с, давайте-ка с самого начала. И прежде всего скажите мне, почему вы ко мне обратились, дорогой Алексей?
– Вчера? Или сегодня?
– А! Вы чувствуете разницу?
– Разумеется. Вчера я сам пришел, сегодня меня прислали.
– Начнем со вчерашнего дня.
– Понимаете… Я очень устал. От себя самого. Окружающих может раздражать твоя чрезмерная стеснительность, но ведь они вольны просто отвернуться,уйти,прогнать. А ты – ты всегда здесь. И никакого отдыха.
– Вот что: я даже не хочу знать, кто и почему вас прислал, как вы говорите, сегодня.
Начнем вот откуда. Назовите мне самое счастливое воспоминание детства. Любое. Даже если считаете, что оно покажется мне идиотским. Не побоитесь?
– Нет. Сегодня я свой план по страхам уже выполнил…

Алексей был переодет в халат, усажен в свободное кресло, и сама Лиля, отложив блокнот, принялась колдовать над его руками и ногами.
Впрочем, эта процедура, надо отдать ей должное, оказалась весьма приятной, так что Говоров даже чуточку расслабился.
Оказалось, рано, потому что потом наступил черед обертываний и СПА-процедур.
Он уже почти смело шагнул в очередную дверь – и замер.
Огромный зал, раздробившийся в сияющих зеркалах. Кресла. Цветы. Запах клубники и ландышей. Девушки в белых платьицах, все как одна похожие на фей.
Майкл довольно бесцеремонно подтолкнул его в спину.
– Не робей. Можешь выбирать любую из них.
Алексей ошеломленно показал на проходившую мимо девушку-китаянку. Майкл одобрительно кивнул.
– Хороший выбор. Мията с Таиланда. Профессиональных массажистов из них готовят лет с трех.Итак, Ми, начни с парной, потом Душ Лепестков,потом массаж, потом растительный пилинг, аромапилинг, дерматоаэрация, массаж на камнях, сауна, массаж волос, мгновенное восстановление, общий массаж,контрастный бассейн, кислородный коктейль и релаксация на крыше.Потом гидроколонотерапия, и в шесть он должен быть у меня в кресле. Целую всех. Работать, девочки!

В течение следующих нескольких часов Алексей убедился в том, что быть красивым – это не просто дар природы, это тяжелейший повседневный труд.
Быть красавцем трудно, страшно, неприлично, опасно, утомительно, жарко, невыносимо, интересно, иногда неплохо, изредка просто обалденно…
И как у хрупких – в большинстве своем – девушек хватает на все это сил и времени? Он, парень, а уже помереть готов…
Мията хлопнула в ладоши – и Алексея раздели догола. Потом затолкали в сауну, потом разложили на столе и ходили по нему ногами.
Потом окунали по очереди то в холодную, то в горячую воду, потом опять ходили по нему ногами, потом обмазали вонючей бурой грязью и обмотали полиэтиленом, потом смыли грязь при помощи сухих стеблей травы и обмазали душистым маслом, потом снова засунули в парную, где поверх масла натерли медом и солью, потом отмыли от всего этого в контрастном душе, быстро и ловко завернули в простыню, пропитанную еще каким-то душистым составом, выгнали на крышу здания, где усадили в кресло, немедленно принявшее форму тела, в руки всунули ароматный мятный чай и велели ни о чем не думать.
Это далось легче всего, потому что после всего пережитого в голове было пусто и звонко.
Говоров как-то странно ощущал свое тело, то ли плывя в невесомости, то ли засыпая на ходу.
Мията неслышно возникла с ним рядом и села у его ног. Она принесла с собой маленькую жаровню, на которой лежали серые продолговатые камешки.
Прежде, чем Алексей понял, что к чему,девушка ловко вставила эти камешки ему между пальцев ног и стала массировать его ступни.
Ощущения были волнующие и неожиданно приятные, хотя камни были весьма горячи.
Еще через несколько минут перед ним оказался маленький столик, уставленный тарелками, тарелочками, мисочками и блюдечками.
Некоторые были накрыты крышками, и от них поднимался пар. Вкус большинства блюд Алексей бы назвал специфическим, но в животе перестало урчать, а потом и дремота навалилась, но тут его разбудили и препроводили обратно в салон, в совсем специальный кабинет, а там с ним делали такое, о чем он не расскажет никогда и никому, хоть пытай.
Достаточно сказать, что даже от растительного обеда не осталось ни малейшего воспоминания, а одним из главных предметов интерьера кабинета являлся унитаз…

В конце концов измученного и в то же время отдохнувшего Говорова вернули на нижний этаж, церемонно ему поклонились и исчезли.
Наступало время великого Майкла. Здесь, в парикмахерском кабинете Алексея снова ждал сюрприз. Зеркала висели только при входе, перед креслами их не было.
– Это чтобы клиенты не мешали мастерам спокойно творить. Голубчик, а тебе уже говорили, что ты милый?
– Н-нет вроде…
– Мужики – грубые животные. А женщины – завистливые змеи. Истинно тебе говорю: слушай Майкла, ибо Майкл понимает толк в красоте. Итак, ты милый.Хотя и несколько запущен.
– Но я…
– Садись. Думай о хорошем и о лучшем. Можешь дремать, можешь медитировать, можешь петь песни и декламировать стихи – лишь бы тебе было хорошо. Не думай только об одном, о своей прелестной головке. О ней подумает Майкл. А хочешь, сказку тебе расскажу. Жил-был на берегу черного моря мальчик Миша…
Голос Майкла становился все глуше, дальше, неразборчивее. Голове было легко,по позвоночнику бегала приятная щекотка. Хорошие у него руки, успел подумать Алексей, прежде чем провалился в приятную и невесомую дымку дремоты…
– Майкл… Я заснул, прости меня…
– Не извиняйся,малыш. Это комплимент мне. Значит, мои руки не несли отрицательной энергии. Впрочем, это и так видно. Вуаля,красавчик.
Говоров подошел к зеркалу – впервые за весь сегодняшний день.
Это был высший пилотаж.
Ничего, ровным счетом ничего не изменилось в нем самом и у него на голове. На первый взгляд.
Просто теперь его голову украшали те самые тугие и блестящие колечки, о которых он так долго мечтал. А из-под неровной челки взволнованно сверкали большие золотистые глаза, светилась перламутровая кожа.
Алексей отступил на шаг и схватился за плечо Майкла, чтобы не упасть. Плечо мужчины оказалось на удивление сильным и мускулистым.
– Лучшая награда мастеру – когда клиент теряет сознание от своей красоты. Голубчик, придя ко мне, ты был хорошеньким. Теперь ты – бесподобен!

Говоров приехал домой на такси и первым делом прошлепал в ванную. Люк лениво шевельнулся под листьями, потом все же выплыл навстречу.
Алексей уже смело протянул руку и бережно коснулся серебряных чешуек.
– Люк … а я сегодня познакомился с прекрасным человеком. Он волшебник.
Карп молчал, но в его глазах играла снисходительная усмешка.

Среда была посвящена шмоткам – и Люку. Или, пожалуй, Люку, а заодно и шмоткам.
Пожалуй, утренний ритуал у них уже сложился. С самого утра Алексей включал воду и садился на край ванны, поговорить с красивой серебристой рыбой. Карп совершенно очевидно реагировал на появление парня: величаво выплывал из-под листьев и поднимался к самой поверхности.
Говоров опускал руку с ломтиком подсушенного хлеба в воду, и Люк немедленно принимался тыкаться ему в запястье носом, отщипывая крошечные кусочки от медленно размокающего угощения.
Потом Алексей выключал воду и принимался за лечение. Александр посоветовал действительно отличные лекарства – их было достаточно добавить в определенной пропорции в воду.
Потом он скидывал вещи и лез в душ. Непосредственно в среду он испробовал контрастный душ и нашел его весьма радикальным средством от сонливости и опухших глаз.
Итак, все формальности были соблюдены, включая прощальный виноватый взгляд в сторону корзины с грязным бельем. Офисный костюм и провонявшая рыбой одежда продолжали покоиться на ее дне, и Алексей подозревал, что еще пару дней – и с этой одеждой придется попрощаться навеки.
Честно говоря,его это нисколько не расстраивало, хотя еще на прошлой неделе могло привести к настоящей панике.
Сегодня Говорову предстояло отправиться за новой одеждой, и он испытал внезапный подъем духа.
Он еще ни разу в жизни не был в бутике и уж точно никогда не покупал себе модные вещи…Для него верхом нарядности были – по мере взросления – белая гипюровая рубашка в бледно-голубую клетку, доставшаяся от деда, затем вельветовые брюки, которые не разрешалось подрезать (могут пригодиться кому- нибудь, у кого ребенок нормальный, не коротышка) и выпускной костюм, состоявший из серых – проклятый цвет! – прямых брюк со стрелками, белой рубахи с… кружевным жабо и почему-то черного удлиненного пиджака.
Сам по себе костюмчик был даже вполне ничего, только с одной поправкой: если одноклассники Алексея на вечере напоминали либо мальчиков-мажоров, либо, в худшем случае,хулиганов,то Говоров являл миру идеальный образ учителя начальных классов в школе для детей с девиантным поведением.
Ничего лишнего, яркого, способного возбудить нездоровые эмоции.
Он, повинуясь внезапному порыву, бросил на кровать джинсы и свежую футболку, подошел к зеркалу.
После вчерашних испытаний в салоне Говоров уже не так стеснялся смотреть на собственное полуголое отражение, и поэтому с интересом и удивлением уставился на неизвестное существо, отразившееся в зеркальной глади.
Темные короткие локоны в художественном беспорядке обрамляли нежный овал лица. Щеки горели румянцем – не пунцовыми пятнами, а ровным розовым пламенем, вырывающимся, казалось, из-под полупрозрачного перламутра кожи.
Золотисто-чайные глаза блестели, полуоткрытые губы подозрительно напоминали цветом кораллы из тайных сокровищниц морского дракона…
У него обнаружилась точеная шея, красивой формы плечи и руки Алексей машинально провел руками по талии и выяснил, что и талия хороша, тонкая, живот не торчит, а ноги…
Ноги, с которыми он мысленно попрощался после вчерашней депиляции, порадовали не только формой и длиной, но и неожиданно здоровым цветом.
Раньше они казались ему какими-то… синюшными, что ли? Вероятно, горячий воск что-то сделал с кровеносными сосудами и сегодня ему совершенно не хотелось их скрыть под штанами.
Алексей прижал ладони к щекам и засмеялся. Потом спохватился и начал прилежно выполнять специальные упражнения, заданные психотерапевтом, одновременно одеваясь и расчесываясь.
Попрощавшись с рыбой и пообещав пораньше прийти, Говоров легко сбежал по ступеням, мимоходом подивившись тому, как уверенно и раскованно он двигается.
Положительно, что-то произошло за эти пару дней! И иначе, чем чудом, это не назовешь.
Рассуждая логически, никто не может кардинально измениться за такой короткий период времени, а он чувствует себя совсем другим человеком.
Несомненно, чудо!
Доктор Фиртель мог бы объяснить этот феномен с чисто научной позиции, но сейчас его рядом нет, он скорее всего проводит очередной сеанс.
Адрес бутика Алексей тоже взял из письма главбуха,сам он никогда в таких заведениях не бывал.
Уже в самом магазине метнулась запоздалая мысль: вот сейчас эти разряженные и надушенные девицы посмотрят на него презрительным и надменным взором, станут цедить сквозь зубы нечто невнятное, он смешается, опять начнет путать слова, побагровеет и…
К нему бросились сразу три нимфы, и на их лицах цвела такая нежная любовь, такая искренняя и такая бурная радость от встречи с ним, словно они были его родными сестрами, в раннем детстве разлученные злым роком.
Восклицательные знаки горохом сыпались из хорошеньких ротиков, трещавших наперебой:
– Здравствуйте! Пожалуйста, проходите и располагайтесь!
– Доброе утро! Как хорошо, что вы к нам зашли!
– Вы уже завтракали?! Не хотите ли чашечку кофе или чая?!
– Вы замечательно выглядите! Уже знаете, за чем именно зашли?!
Говоров улыбался, кивал в разные стороны, три нимфы провели его вглубь магазина, совершенно не похожего на магазин, и усадили в удобное и мягкое кресло.
Из воздуха возникли яркие каталоги, благоухающая чашечка свежесваренного кофе, а следом за всем этим и элегантно одетая, невысокая и черноглазая женщина, в которой за версту можно было угадать хозяйку бутика.
Страхи Алексея, было, вернулись, но женщина мило улыбнулась и присела на соседнее кресло.
– Я рада видеть нового посетителя нашего бутика. Надеюсь, вам у нас понравится. Как к вам обращаться?.
– Говоров. Алексей Говоров. Лучше просто Алеша.
– Я тоже не люблю официоз. Мы все так устаем от него в обычной жизни – нужно же место, где можно расслабиться и просто поболтать? Меня зовут Стелла. Итак,Алеша?
И эта удивительная женщина неожиданно ему подмигнула, как старинному другу.
Лед растаял, и Алексей доверчиво смотрел на черноглазую Стеллу.
– Знаете, Стелла… Передо мной стоит почти невероятная задача. Мне надо полностью изменить свой гардероб. Совсем. Начисто.
– Понятно. Перемены в жизни?
– Думаю… да!
– Это замечательно! Неля,Лена,Настя – сорок шесть,сорок два, сорок три с половиной, пастель, муар! И Макимус! Да,думаю… Да,Максимус!

Ошеломленный Говоров не понял ни слова. Черная магия, вероятно. Или шпионское гнездо. Но здесь совсем не страшно, и Стелла эта симпатичная,и девчонки не противные, не смеются за спиной, в зеркало видно. Вот только… кто или что такое муар?Максимус?
Стелла кашлянула.
– Алексей – вы позволите так вас называть? Вы мне напоминаете о Париже, – давайте для начала определимся, что вы подразумеваете под словом «полностью»?
– Начиная с тру… белья!
– Отлично!На какую сумму мы рассчитываем ограбить банк?
Вот это класс! Это вам не какое-нибудь пошлое «А вы уверены, что вам это по карману?» Алексей абсолютно естественным небрежным жестом выложил золотую карточку на полированный столик, и женщина не притронулась к ней даже пальцем, только понимающе кивнула.
– Замечательно!Обожаю стратегический простор. Устраивайтесь поудобнее и не бойтесь критиковать модели – людей с одинаковым вкусом и стилем на земле нет.
– Стелла… Я хотел бы попросить… Помогите мне. Приблизительно, хотя бы…
– Ни слова! Я горда вашим доверием,Алексей.Итак,showtime.Девочки – алле!
И «шоу» началось! Под задорную музыку три нимфы по очереди вылетали на подиум с одеждой, с нечеловеческой скоростью меняя вешалки, и Говоров узнал, что дырки на джинсах можно декорировать золотыми шнурками, а клепки и перья отлично смотрятся на кожаной куртке,что армейские ботинки запросто шьются из джинсовой ткани,что футболки бывают всех цветов радуги…

На третьей чашке кофе музыка переменилась, зазвучали переливы аккордеона, и божественный голос хрипло и страстно запел гимн древнему и юному городу поэтов, гаменов и красавиц.
И под звуки этого сорванного, прокуренного, прекрасного голоса маленькой великой певички на подиум вышел… Алексей!Да-да, вот уж это точно был Алексей! Ямочки на щеках, лукавая улыбка – и угловатая грация эльфа-подростка.
Стелла мурлыкнула откуда-то сбоку:
– Это наш Максимус. Вижу, вам нравится?
– Нравится? Это же волшебство! Он… нет, это неправда. Он гораздо больше похож на меня, чем я сам…
– О нет! Вы себя недооцениваете. Любой манекенщик – хороший манекенщик – это всего лишь пустой сосуд. Простой, изящный, но – пустой.
Вдохновение дали мне вы, я начал фантазировать, а Максимус только внимательно смотрел.Он отлично чувствует стиль. Редкое качество. С одного взгляда распознать в вас скрытую до поры чувственность и страсть, дымку порока в сочетании с детской невинностью, смертоносный шарм инкуба и неловкость дебютанта бала…Алексей,вы моя удача. Хорошо, когда день начинается с удачи. Теперь, если вас все устраивает, пойдемте смотреть обувь.Обувь – вещь куда более интимная, чем, пардон,трусы!
Выяснилось, что в классических туфлях ходить не страшно, удобно и приятно. Просто ему раньше видимо попадались какие-то неправильные туфли.
Говоров азартно топал обутой ногой в ковер и с изумлением рассматривал тонкую щиколотку незнакомца в зеркале.
Улыбчивая Нели стремительно присела на корточки – и тончайшая золотая цепочка с крошечной бриллиантовой капелькой засверкала на ноге того, кого в прошлой жизни, кажется, звали Алеша…
Уже на выходе, распрощавшись со Стеллой и расцеловавшись с девочками, Алексей ахнул:
– Я совершенно забыл! Мне же нужны были деловые костюмы, парочка!
– О, это уж куда проще. Вы позволите, чтобы это осталось сюрпризом? Настя, ты помнишь клип про совращение «белого воротничка»? Добавь несколько рубашек – и разумеется,оба оттенка.
Говоров зажмурился и раскинул руки в стороны.
– Я такой счастливый, что сейчас, кажется, полечу впереди такси. Спасибо вам! С вами я побывал в сказке. Я никогда вас не забуду,Стелла. И ваших нимф-помощниц.
– Звучит грустно, Алексей. Так, словно мы больше не увидимся, а это не так. Учтите, у нас скоро открывается еще один бутик…
– Какой же?
Темноволосая волшебница лукаво улыбнулась и сверкнула черными глазами.
– Всему свое время, юный эльф! Я загадала: если станете первым посетителем, будет мне удача, а вам счастье. До встречи?
– Ну… до встречи!

По дороге Мирон купил коробку конфет, постоял над букетами с цветами, но на такой интимный подарок не решился и продолжил свой путь.
Адрес Говорова он знал, выяснил давно, еще когда узнавал сведения о его семье. Подмосковье, довольно милое местечко. Наверное…
У многоэтажки автомобиль затормозил без излюбленного Семериным визга тормозов, эффектных разворотов на месте и прочих примочек.
Человек, хорошо знавший Мирона, подметил бы, что наследник и правнук Владимира Владимировича ведет себя несколько скованно и как-то… испуганно, что ли?
Мирон походил возле машины, закурил сигарету, тут же ее затушил, выбросил, посмотрелся в зеркало, поправил волосы, поковырялся в зубах, потом двинулся по дорожке к дому, на середине остановился, хлопнул себя по лбу, вернулся, забрал коробку конфет с заднего сиденья…
Куда девался сверкающий мажор Семерин?! На крыльцо подъезда всходил робкий подросток, впервые идущий в гости к мальчику, которого до сего дня исключительно бил по голове портфелем и дразнил обидными прозвищами.
Перед квартирой секретаря Мирон в последний раз оглядел доступные обзору области себя и позвонил в дверь одеревеневшим пальцем.

Александр изумительно вписался в интерьер ванной.Говоров не испытывал ни малейшего смущения, хотя на батарее – о, ужас! – висели выстиранные трусиля с носками, а вывернутая наизнанку домашняя футболка грозила свалиться рыбьему царю на голову с вешалки.
Специалист немедленно кинулся к псевдоаквариуму, упал на колени и загулил не хуже молодой мамаши, ухаживающей за любимым дитяткой. Карп при этом
недоверчиво, но довольно спокойно кружил по ванне.
– Ну-ка,ну-ка, кто тут у нас такой пъекъясный… Какой къясивый и мощный… Нам годика тъи, не меньше… В пъекъясной фойме… А как наши чешуйки? Вот какие у нас чешуйки, совсем новенькие у нас чешуйки… Тесно, да? Тесно в ванне нам, пъятивный хозяин, такую тесную ванну нам дал!МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК!
Говоров откликнулся из кухни:
– Да, Александр? Кстати, меня Алексей зовут…
– Это совейшенно неважно… то есть, пьястите, очень пъиятно… Я хотел сказать, вы отлично спъявились! Он в пъекъясной фойме. Еще неделька – и можно выпускать. Вейнее, нужно! Он окъеп и ему тесно… Я откъею, не беспокойтесь.

Иногда стечение мелких и никак между собой не связанных обстоятельств способно изменить ход истории, что давно подмечено специалистами.
Если бы Александр в это утро не закрыл свои аквариумы на профилактику…
Если бы Говоров сам открыл дверь…
Если бы Мирон не поторопился бы с выводами…
Если бы Александр почаще возвращался из своего рыбьего царства в мир людей…
Если бы Алексей не нашел на полке окаменевший кекс с изюмом…

Перед окаменевшим Семериным на пороге квартиры его секретаря высился огромный человек. Длинные костлявые руки сделали бы честь самому Фредди Крюгеру. Зловещий шрам придавал неприятному лошадиному лицу незнакомца воистину бандитское выражение. Голубые глаза взирали на Мирона с холодным безразличием.
Одновременно из глубин дома донесся веселый и потому казавшийся незнакомым голос Алексея:
– Как Люк отнесется к кексу с изюмом?
Александр механически ответил в том же стиле, в каком только что ворковал с карпом:
– Мы очень любим кекс с изюмом. Мы его будем клевать пъямо из ючек хозяина… Вы кто?

Мирон горько помахал коробкой конфет в воздухе.

– Так, никто. Жалкий работодатель одного вероломного юнца. Не обращайте внимания… Люк. Идите, клюйте свой кекс прямо из ручек хозяина!

Александр серьезно кивнул.

– Хоешо. Люк давно пъяголодался. До свидания.

И закрыл дверь, костлявое чучело.

Семерин медленно спустился по ступеням. Сейчас перед его мысленным взором проносились все романтические герои мировой литературы.
В детстве легкомысленный Мирон не понимал, с чего это они так убиваются из-за этих Дорианов и прекрасных наложников.
Сейчас он понимал все.
Золотоглазое чудовище – Ревность – взмахивало над его головой черными крыльями, и было у чудовища лицо Алексея Говорова.
Первой мыслью Мирона было заблокировать карточку, но он взял себя в руки. Он же не для себя Алексея собрался превратить в человека, ему просто нужен секретарь, а не чучело. А то, что это чучело живет вместе с еще одним чучелом – это их,чучельские, проблемы.
Если же он в понедельник не увидит результат… Говоров вылетит с работы, ясно?! Без выходного пособия!
Мрачный, как туча,он вошел в свой новый кабинет и рухнул в кресло, задрав ноги на стол. Эта привычка осталась, вроде бы, в прошлом, но последствия стресса разбудили генетическую память, не иначе.
На надрывающийся телефон Семерин смотрел очень долго, пока не сообразил, что одной силой мысли звонки не остановить. Протянул руку и взял трубку.
Собственный голос прозвучал в его ушах похоронным звоном.
– Алло. Добрый. Говорите, что хотите, мне все равно, я автоответчик.
Из далекого треска и гула появился жизнерадостный голос человека, которого Семерин никак не ожидал услышать.
Леонид Амазов, собственной персоной! Бизнесмен, хозяин жизни,миллионер, сквернослов и пьяница.
Супруг знаменитого модельера Антонио Равалли. Друг и ученик его прадеда. Наконец, человек, который двадцать два года назад научил маленького тщедушного Мирона драться «по-уличному», чтобы не обижали старшие мальчики в элитной школе.
– Хай, балбес, как твои дела?!
– Леня, я ужасно рад тебя слышать! Нормально мои дела. Терпимо. Могли быть конечно и лучше. Не очень…
– Так и скажи – хуево! Что с тобой? Устал копить денежки?
– Ага. До смерти.
– Понимаю, малыш. При твоей любви к работе… Шучу, наслышаны о твоих успехах. Мы постоянно читаем новости о твоей компании. Слушай, такое дело. У Тони на следующей неделе юбилей, он хочет собрать близких друзей, и тебя – по неизвестной мне причине – включил в их число.
Не хочешь стряхнуть смог столицы и приехать на недельку к нам в Италию?

Мирон мрачно скосил глаза на экран компьютера. Обед с Молоховым, совещания…Презентация в Питере… А ну их всех!

– С удовольствием,Лень. Спасибо за приглашение. Подскажи, что подарить Антонио?
– Новый брюлик, как всегда, сделает его счастливым. Не знаю,посоветуйся со своим дружком.
– Нет у меня дружка…
– Да ладно! Не может быть! Ну и хуй с ним, приезжай один, найдем из местных. Итальянские жеребчики нечета российским. Короче, со среды ждем. Привет Москве.
Мирон повесил трубку и мстительно свернул окно на экране. Раз все такие умные… вот пусть тут и крутятся без него, как хотят!

Вечером Алексей сидел в кабинете доктора Фиртель и взахлеб рассказывал о своих ощущениях от посещения салона и бутика. Даниил Израилевич ласково кивал и что-то помечал в записях, лежавших перед ним, а потом неожиданно поинтересовался:

– Скажите, а этот Александр… он не ухаживал за вами?

Говоров немедленно сбился и покраснел.

– Что вы!Он же абсолютно помешан на своих рыбках, это же видно.

– То есть его вычеркиваем…

– Откуда?

– Из списка ваших потенциальных жертв.

– Как… ких жертв?

Доктор подался вперед и проникновенно уставился в глаза Алексею.

– Хотите навсегда избавиться от своих проблем? Так слушайтесь меня! Вы за четыре дня совершили гигантский скачок. Передо мной сидит симпатичный парень,с замечательной фигурой,с прекрасной задницей...

– Доктор, я…

– Но мои планы простираются дальше. Этого парня все еще легко смутить, сбить с толку, невольно обидеть – тогда прежний закомплексованный синий чулок вернется обратно. Хотите, чтоб он вернулся?!

– Нет!!!

– Ответ правильный. Вот вам окончательный рецепт вашего выздоровления: с завтрашнего дня мы с вами по телефону будем говорить обо всем, самом для вас немыслимом и стыдном. Об отношениях между мужчинами. О вашем первом сексуальном опыте. О ваших бойфрендах. Об измене и разочаровании.

– Но я не…

– Молчите. Я не позвоню вам больше. Вы позвоните мне сами, завтра. Если действительно хотите, чтобы все кончилось.

– Я хочу, но…

– А в понедельник на работу придет холодный и властный молодой человек,покоритель чужих сердец.Его будут звать Алексей,просто Алексей,без всяких фамилий и кличек. И задание у него будет только одно: свести с ума мужчину, который раньше не обращал на него никакого внимания. Если это удастся – значит, я хороший специалист, а вы полностью здоровы. Если нет… говорят, неудачный опыт тоже не бывает бесполезным.До завтра!

Ночью Говоров, разумеется, не спал. Ворочался без сна,бил кулаками подушку. В голове проносились странные, чужие, совсем новые для него мысли и воспоминания… нет,воспоминания как раз были очень даже его. Даже чересчур его. Если вы понимаете…
Для викторианской эпохи он был бы вполне пригоден. Скажем, в роли приживалы. Учитывая изменения во внешнем облике – даже в роли друга романтического героя, бедного, честного и до ужаса неинтересного потенциального синего чулка.
В эпоху великих царей и революций амплуа у Алексея было бы, пожалуй, то же самое, а вот по сути… Тогда девственность и целомудрие практически вообще нигде не встречались, даже в монастырях...
Наш век,вообще не относился к этой проблеме, как к проблеме. Самой собой подразумевается, что на выпускном балу в школе соотношение юнцов и не-юнцов колеблется в пределах «один к пяти – один к четырем», да и то благодаря такой уловке человечества, как петтинг.
СОВСЕМ уж ничего не знающих о сексе парней не бывает – так, по крайней мере,утверждает статистика, а статистика знает все.
Однако согласно той же статистике, на каждое самое незыблемое правило находится хоть одно исключение, и Говоров принял эту неблагодарную роль на себя.
В школе за ним никто не бегал, тут и вспоминать нечего. Обо всех физиологических тонкостях собственного развития он узнал из книги, которую выкрал из школьной библиотеки.Читал он исключительно в туалете, закрывшись в кабинке, смущаясь и краснея. Да, так вот. Секс. Теоретические познания у Алексея имелись, куда ж без них в наше-то время, да еще и имея под рукой интернет!
Но в сексуальном плане Говоров оставался чист и невинен, как дитя, причем дитя, выросшее не в городе, а в глухой деревне,да еще и полной сиротой.
В институте он – к удивлению однокурсников – действительно учился, потом были курсы, на которых тем более было не до романов.
Придя же в компанию «Солид», Алексей и захотел бы – не смог заинтересоваться однополым бесстыдством.Никому не позволено крутить шашни на работе!
И тут это дикое задание Даниила Израилевича! Заинтересовать того, кто не обращал на него никакого внимания. Разбить ему сердце. Стать холодным и бессердечным красавцем,равнодушно переступающим через корчащиеся тела страдающих воздыхателей.Смешно!Ухохотаться просто!
Что касается кандидатур, тут выбор был бооольшой. На Говорова Алексея НИКТО не обращал внимания. Ни мужчины, ни женщины, ни контролеры в автобусах. То есть чисто теоретически начинать можно было с любого.
Скажем, с Забавина из отдела статистики деловых соглашений.Или с охранника Владимира.Или курьера Петьки. Одна беда: этих мужчин (шестьдесят восемь, сорок три и девятнадцать лет соответственно)Алексей видел не так уж часто,в силу специфики службы.
Собственно, он вообще видел более или менее постоянно лишь деловых партнеров компании, а совсем постоянно… Семерина!
Здесь Говорова прошиб пот – сначала холодный, потом горячий, потом он в полной темноте залился румянцем, сморщился, как от зубной боли, затряс головой и,наконец, издал стон, полный муки и тоски.
Мысль о Мироне, как о сексуальном объекте, вызвал к жизни именно то страшное воспоминание, с которого и началось погружение в пучины психотерапии.
Тот кошмар. Гадость. Позор.

В конце рабочей недели, уже во второй половине дня,Алексей получил от Семерина совершенно идиотское задание.Он отправил его распечатывать на цветном принтере рекламные проспекты одной фирмы,захотевшей стать партнером компании.Якобы, эти экземпляры потом раздадут отделу маркетинга, чтобы каждый с ними ознакомился, сделал выводы и в письменной форме отчитался перед начальством.Через час, сложив еще теплую стопку отпечатанных листков, Говоров поперся обратно,идиота кусок.
Сюрприз захотел сделать Мирону,придурок. Шеф, мол, добрая душа, сказал: «Там много,сегодня доделаете – и сразу домой». А он вот какой молодец, все быстренько распечатал и возвращается на рабочее место. То-то Семерин удивится , удивится и обрадуется, что у него такой стремительный и исполнительный секретарь!
Начальник и удивился, только вот не обрадовался – сто пудово! Потому что, когда Алексей с грацией слона и тактом бегемота ввалился без стука в его кабинет,Семерин занимался тем, что… Скажем, внутренне исследовал новые области связи с общественность.Конечно не всего отдела, а только одной конкретной личности... Того самого блондина, которого впоследствии – есть Боженька на свете, есть! – кусанула за ногу пиранья. Ну, по крайней мере, до истерики уж точно довела.Новые области были живописно разложены на столе, главное богатство блондинчика гордо топорщилось вверх,а недра, недра были прочно заняты любимым шефом...Проще говоря,Семерин отослал придурка-секретаря, чтобы без помех дотрахать блондина прямо на рабочем столе!
Последняя мысль была настолько неожиданной, что Говоров даже сел на кровати и перестал морщиться и стонать от стыда. Эта мысль не могла принадлежать прежнему Алексею!Прежний Алексей вообще лишился всех мыслей,залился багровым румянцем, ахнул, рассыпал стопку отпечатков, резко метнулся назад, впечатался в косяк двери, едва не зацепился ногой за порог и уже в свободном падении вывалился в коридор, страстно мечтая только об одном: немедленно умереть!В те выходные он думал только об одном: теперь он не сможет вернуться на работу. Потому что невозможно вернуться на работу и посмотреть на шефа, на блондина Даниила,на всех тех, мимо кого он пронесся, на ходу меняя оттенки с багрового на вишневый и обратно.
И представьте,Алексей еще чувствовал себя виноватым, словно это именно он поставил Семерина в неловкое положение!
Короче, поняв невозможность вернуться в понедельник на работу,Говоров взял толстый еженедельник и недрогнувшей рукой набрал первый же номер первого же психотерапевта. Даниила Израилевича Фиртель.

Выходные Алексей провел в бутике у Стеллы.На этот раз ему не требовались наряды – задача стояла куда более сложная: как все это правильно носить.
Стелла со своими девочками и мальчиками не подвели. Для начала они отнеслись к удивительной просьбе абсолютно естественно. Никаких смешков, никакого недоумения или замешательства…
Более того,Стелла повесила на дверь табличку «Извините, у нас перерыв» и занялась процессом обучения.
На Алексея были надеты узкие лакированные туфли,зауженные брючки,что он в них едва втиснулся,а стильно расстегнутая шелковая рубашка так и норовила соскользнуть с одного плеча несчастного Говорова... Хотя, почему это несчастного?
Доктор Фиртель мог гордиться результатом своей стремительной работы. Заставив молодого человека разговориться и задавая ему самые нескромные вопросы, он словно снял шоры с глаз Алексея, заставил распрямить плечи – и выяснилось, что проблема, названная вслух,перестает быть проблемой. К Стелле пришел совсем другой Алексей, и женщина одобрительно улыбалась, глядя, как красный уже только от натуги – не от смущения –Говоров старается втиснуться в узкие брюки.Потом начался длинный изнуряющий урок...

Марина Сергеевна поймала себя на том, что уже в десятый раз украдкой смотрит на часы.
Без пятнадцати десять. Однако! Впрочем,Говоров ведь предупредил, что задержится.
Самое смешное, что начальник волнуется, как… мальчишка!
Женщина содрогнулась от крамольности своих мыслей. Назвать Мирона Владленовича мальчишкой!Но ведь это правда! Притащился на работу раньше на час.Курить бегал за это время уже раз сто.И при этом смотрел на себя в зеркало и поправлял галстук.Потом начал проверять коммутатор – пришел ли секретарь…
В половине десятого САМ зашел к Марине Сергеевне, покачался на каблуках, хотел видимо быстро придумать повод,не придумал, разозлился, ушел. Сейчас явно подсматривает в приоткрытую дверь – обычно она захлопывается, значит, ее придерживают с той стороны.
И лицо у Биг Босса сегодня не такое, как обычно. Бывало, конечно, нечто похожее, но тогда было понятно, что такие синяки под глазами и ввалившиеся щеки есть результат затянувшейся вечеринки,тут надо отметить, что за последние время таких вечеринок – раз, два и обчелся!
Нет, сегодня у него вид человека,который очень хотел заснуть, да так и проворочался до утра в своей постели. Уж Марина Сергеевна бессонницу всегда узнает!
Надо признать, легкая небритость и изможденность Семерину очень к лицу. Он становится похож на своего прадеда – да-да, нечему удивляться, старик до самой кончины выглядел лет на тридцать моложе своего возраста, и внешность у него была очень… мужественная, вот какая!
Семерин… то есть, молодой Семерин в большей степени тяготел к определению «красавчик», а про старика такое мог решиться подумать только слепоглухонемой камикадзе,да и то непосредственно в момент взрыва самолета…
Без десяти десять. Это уже ни в какие ворота. «Немного опоздаю» и «опоздаю на час» – разница почти час. Каламбур, надо же…
Марина Сергеевна усилием воли перестала хмуриться и постаралась улыбнуться посетителю как можно приветливее, раз уж пришлось замещать секретаря босса.

– Добрый день. Могу я вам чем-то помочь?

– Думаю, да, Марина Сергеевна. Например, уступить мне место.

– Простите, я…

– МОЕ место, я имею в виду. И спасибо, что подменили.

Женщина начала медленно приподниматься, но мозг, видимо,у нее отказывался руководить сразу всеми частями тела.Серое вещество усиленно работало,пытаясь осознать,прочувствовать и поверить в невероятную картину, развернувшуюся перед ним,важным серым веществом,в данный момент.И перед Мариной Сергеевной,понятное дело, тоже.
Незнакомец был хорош. Очень хорош. Удивительно хорош,чертяка. О, он вовсе не был красив дистиллированной красой молодняка из отдела по связям с общественностью, но именно это и привлекало внимание.
Прежде всего, даже взгляд Марины Сергеевны,убежденной однолюбки, то и дело упирался в изящно распахнутый вырез рубашки.Сверху рубашки был накинут темно-серый в мелкую полоску укороченный пиджак,далее шли брюки,столь же идеального покроя, зауженные книзу.И именно эти зауженные брючки в деловом
стиле в полной мере помогали оценить форму задницы и длину ног незнакомца – стройных,сильных, с тонкими щиколотками и высоким подъемом, выгодно подчеркнутым черными лакированными туфлями.
Стилет, машинально подумала Марина Сергеевна. Стилет в сердце начальства,если это действительно…

– Го… Алек… сей… это… вы…?!

– Поверьте, это лучший комплимент, Марина Сергеевна.Да, и еще раз – спасибо вам! Ваши рекомендации оказались бесценны.

Марина Сергеевна на негнущихся ногах вышла из-за стола, и Говоров – Алексей Говоров! – грациозно скользнул на свое место.
Из ступора достойная надзирательница за рабочими кадрами вышла только у дверей приемной и здесь повернулась, чтобы окинуть взглядом всю, так сказать, панораму.
Несомненно, несомненно – это Говоров. И он не делал пластическую операцию,не колол ботокс...
Но почему-то именно сегодня видно, что у него коралловые, нежные, четко очерченные губы, высокие скулы,крошечная родинка на левой щеке,брови изящной формы и густейшие ресницы, а глаза– глаза у него золотистые, как будто любимый чай Марины Сергеевны разлили по фарфоровым чашечкам...
Прическа – небрежно растрепанные таким образом, словно их обладатель только что сошел с борта быстроходного парусника… или вскочил с постели.
Марина Сергеевна сделала то единственное, что могла в данной ситуации. Она молча подняла кверху большой палец, потом повернулась и вышла из приемной.
Ей срочно требовалось испить любимый чай и выкурить тоненькую сигариллу со вкусом шоколада и КОМУ-НИБУДЬ РАССКАЗАТЬ ОБ УВИДЕННОМ!

Мирон на всякий случай переместился вбок, чтобы их разделял стол.

– Заявление здесь вообще ни при чем! Послушайте, я же не имел в виду ничего такого… ну… неприличного! Встречи я сам перенесу, не проблема, только вы мне напомните, с кем я должен был встречаться. Заседание – ерунда,меня отлично заменит Козловский.И вас я вовсе не хотел обидеть… Господижебожемой, да что ж такое! Слушайте,Алексей… Говоров, они отличные люди, они меня с детства знают, с самого натурального сопливого детства, Ленька меня драться учил, а Тони – стильно одеваться…Он ведь модельер! Знаменитый. Равалли – слышали, наверное?

– Простите – нет.

– Странно. Ну неважно.У них огромная вилла на побережье. Полно места. Соглашайтесь!Пожалуйста!

Больше всего расстроенному и рассерженному Алексею хотелось долбануть начальника по голове,желательно кулаком, но этот кусок идиота вдруг перегнулся через стол, свернув подставку с карандашами и ручками,схватил за руку.

– Алексей… Я ужасно без вас скучал, правда-правда! Я чуть не умер без вас. Я совсем ничего без вас не могу делать, даже кофе пить неохота. Пожалуйста, поедем,а?Ну, пожалуйста!

И в глазах Мирона загорелась такая отчаянная и искренняя мольба, что Говоров не отнял руку. Правда, постарался, чтобы его голос звучал как можно суше:

– У меня были свои планы на эти выходные… И самое главное: мы должны взять с собой Люка!

О,Господи,помилуй,воскликнул смертельно раненный рассудок Семерина. И как всегда в сложных ситуациях, на помощь Мирон призвал убийственную иронию.

– Да не вопрос! Я же говорю, дом у них большой. Захотите пригласить родню – захватим и ее. И родню Люка, до кучи! Может, у вас с ним есть особо дорогие вам друзья – тогда можно заказать чартерный рейс. Скажем, на пятьдесят посадочных мест.А что,хорошее, круглое число…

Говоров с веселым изумлением смотрел на своего начальника. Перед ним заливался сердитой птичкой маленький мальчишка, едва сдерживающий горькую обиду на… на него? Но почему?И Алексея осенило – он едва удержался от хохота.Люк! Семерин думает, что Люк – его бойфренд!Он был уже готов расхохотаться и выложить Мирону всю правду, но тут его второе я предостерегающе погрозил пальцем. Пусть помучается! Пусть злится, пусть язвит, пусть не спит до самой среды,Семерин это заслужил.Кроме того… уж больно эта злость на его якобы бойфренда смахивает на банальную ревность!От этой мысли стало горячо, ноги вмиг превратились в желе, и румянец начал свое победное шествие.Мирон его ревнует к «жениху»Люку. То есть… он ему небезразличен?Обалдеть...

– …На худой конец, я могу вообще прилететь грузовым рейсом. Или почтовым. Лишь бы вашему Люку было комфортно.

– Думаю, это будет излишне.Люк будет рад с вами познакомиться.

– А уж я-то как буду рад! В прошлый раз у нас было мало времени, мы о-о-очень многого не успели друг другу сказать .

Алексей с недоумением уставился на Семерина. Тот помахал рукой в воздухе.

– Не обращайте внимания. Нечаянная радость от перспективы встречи с Люком сняла с разума тормоза.Вот и несу всякую чушь. Да, карточку заберите обратно. С нее и снимете деньги на билеты. Надеюсь, там еще остались…

Говоров немедленно вспыхнул от негодования.

– Господин Семерин, я ведь у вас ни копейки не просил…

– А я и говорю – должно хватить. И на меня, и на вас… с Люком.

И Мирон, резко развернувшись на каблуках, выскочил из приемной. Его обложили, как волка – охотники. Поездка, сулившая столько счастья еще пару минут назад,обернулась для него ловушкой. Одна надежда – это костлявое чудище может утопнуть в море или перегреться на солнце – мало ли, сколько опасностей подстерегает на просторах Италии...А уж он, постарается, чтобы этот Люк гулял по самым нехоженым тропам! С утра до вечера!

Посвятив понедельник разбору завалов в кабинете шефа и заказав два билета до Палермо,по дороге домой Говоров составил список необходимых дел.Нужно было подобрать хорошую обувь, купить джинсы и ветровку,на всякий случай, а самое главное – "переноску" для Люку.
Да, и не забыть посоветоваться с Александром насчет перелета – как рыба перенесет высоту и разреженный воздух? Ведь в "переноску" компрессор не поставишь…
Он не знал, что за автобусом в данный момент едет черный автомобиль, за рулем которого сидит его начальник.Мирон Владленович с наслаждением совершал ошибку всех ревнивцев. Так человек, у которого болит зуб, не может удержаться от того, чтобы потрогать его кончиком языка.Знает, что будет больнее – и все равно трогает. Семерин ехал за своим секретарем, готовый к самому страшному: увидеть, как на остановке Алексея встречает,может быть даже целует костлявое уродище по имени Люк!

Джинсы и ветровку Алеша купил в обычном магазине, решив заехать к Стелле завтра – чтобы посоветоваться насчет подарка и собственного вечернего наряда.
Вряд ли конечно на вилле потребуется нечто необыкновенное, но Стелла может знать про этого Равалли...
Зоомагазин оказался закрыт на учет, но продавщица узнала Говорова и обрадованно замахала ему сквозь витрину, а потом повернулась в сторону аквариумов и беззвучно завопила, широко разевая рот.
Через минуту рядом с ней возник долговязый Александр и начал что-то ей укоризненно выговаривать, девушка перебила и указала на окно. Теперь махал уже Алексей,одновременно подпрыгивая от нетерпения. Александр просиял – насколько это было возможно счесть сиянием – и поспешил на выход.

Мирон припарковал машину в нескольких метрах от магазинчика, возле которого так бурно размахивал руками его вероломный секретарь, и сполз почти под руль, чтобы его не увидели.
В неведении относительно цели визита сюда Говорова он находился недолго.Проклятый Люк выскочил на улицу в грязном прорезиненном фартуке,мясник что ли это чудище? К счастью,целоваться на людях они постеснялись, иначе Семерин за себя бы не поручился.Потом проклятые любовники начали совещаться, а Мирон сидел на полу собственной машины, смотрел в щелочку и страдал. Он их не слышал, но прекрасно себе представлял, о чем те могут говорить, и распалял себя собственными комментариями к воображаемому разговору…

– Люк, дорогой, ты щас обалдеешь от моей новости! (Куда уж,бля, больше!)

– Люк любит новости. (У, дебил несчастный!)

– Мой идиот-шеф оплатит нам с тобой клевый отдых на халяву в Палермо,на вилле его знакомых толстосумов. (Я еще и похороны Люка оплачу!)

– Люк любит клевый отдых на халяву. (Оно и видно!Кто бы сомневался!)

– Представляешь, мой сладенький, мы с тобой напьемся дорогущего шампанского и всласть натрахаемся на пуховых перинах! (С-суки,убью!Обоих!)

– Я бы лучше взял наличкой, но и так сойдет. (Ну и пусть ему будет плохо,придурку несчастному!)

– Милый, я побегу домой и приготовлю моему мальчику его любимую хавку – замороженную пиццу, чипсы с беконом и кока-колу с пивом.
(Правильно, пусть эта тварь сдохнет от язвы желудка!)

– Люк обожает пиво. (Да это на твоей роже написано!)

– А потом ты придешь домой, и я все тебе подробно расскажу – какая глупая была морда у идиота-шефа,и про то, что он так и не удосужился проверить деньги на карточке, так что мы можем до среды кутить от всей души! (Был бы я таким же гадом, как этот Люк, сей же момент бы карточку заблокировал!)

– Люк любит кутнуть. (Даун переросток, самый настоящий!)

– Тогда я побежал, мой ненасытный зверь! До вечера! (Неужели всем нужно только одно?!)

– Люк любит своего малыша. (Еще бы! Пока у него есть деньги!)

Люк скорчил на прощание рожу, отдаленно напоминавшую улыбающееся лицо Фредди Крюгера, Говоров помахал ему в ответ и едва ли не вприпрыжку поскакал по улице, прямо мимо машины босса. Шпион поневоле скорчился на самом полу, невыносимо страдая не столько от неудобной позы, сколько от вероломства Алексея,усугубляющегося с каждой минутой.
Выждав минут пять, он осторожно приподнялся и огляделся по сторонам.
Оказывается, магазинчик находился в двух кварталах от дома Говорова, тут Мирон решился на отчаянный шаг. Он прямо сейчас поедет к Алексею, пока этот его ущербный возлюбленный не вернулся домой, и скажет начистоту, что такое поведение омерзительно, что он отменяет свое приглашение, что деньги они с Люком могут оставить себе, но на вилле друзей эти двое не покажутся,и что если у него хватит совести смотреть ему,Семерину, в глаза, то увольнять он его не будет…
Короче, поедет и все выскажет! Только сначала успокоится немного.
В этот момент костлявый Люк вышел из магазинчика, мрачно огляделся по сторонам и зашагал в направлении ровно противоположном тому, в котором упорхнул
его презренный любовник.
Ведомый мстительным чувством и неясным охотничьим азартом,Семерин немного выждал, а затем медленно двинулся вслед за своим врагом.Автомобиль крался, как зверь на охоте...

Алексей прислонился к косяку и улыбался. Он был так соблазнителен, что хотелось завыть в голос. Частично от облегчения, потому что Люк оказался совсем не тем, который…Но ведь есть еще и второй! Брови Мирона вновь сошлись на переносице.

– А с кем это вы секретничали сегодня на улице?!Это же костлявое чудище открывало мне дверь, когда я приезжал… короче, в прошлый раз!

Говоров округлил глаза, приложил ладонь к губам в шутливом ужасе.

– Ты за мной следил,босс?! Ты подсматривал, с кем я встречаюсь?

– Не твое дело, понял? Кто это был?!

– Александр.

– Кто?!

– Александр. Он продавец в зоомагазине. Абсолютно помешан на рыбах и аквариумах. Знает о них абсолютно все. У него красавица-жена и куча детишек, все ужасно смешные и тоже не выговаривают букву «р». Он меня с ними познакомил в тот самый, видимо,день, когда ты приезжал. Я тогда не смог открыть,чай заваривал.Саша осматривал Люка,а потом мы пошли к нему в гости.

Семерин некоторое время хлопал глазами, а потом жалобно протянул:

– И с собой взять в Палермо ты хотел…

– Вовсе не своего любовника, а рыбу по имени Люк, чтобы выпустить его в заповедное озеро, где его никто не станет ловить.

– Я дебил…

– Да.

– Что?

– Ты дебил.Но я тебя все равно люблю.

Алексей оторвался от косяка, шагнул вперед, обхватил Семерина за шею и поцеловал.
Хоть здесь Мирон оказался на высоте. Вернее, его тело. Пока рассудок пребывал в коматозе, руки, ноги, губы и прочие части организма не подкачали, сделали все
правильно. И секретарь оказался ровно таким, каким ему и представлялся в последнее время: шоколад и мед, освежающий дождь и огненный см…
Он уже приступил к вполне осмысленным действиям, когда Говоров, задыхаясь, уперся ему в грудь руками и пискнул:

– Только не здесь! Я… не могу при Люке… Только не смейся…

Мирон покосился на карпа, тот ехидно сверкнул желтым глазом. Хорошо, что Лешка это первым сказал.Потому что он тоже не смог бы при Люке!

Все любовники некоторым образом оказываются в постели впервые. Ну, или не в постели, а например, на скамейке в парке, в машине, в лифте, на рояле – это уже технические мелочи.
Так вот, этот первый раз, как правило, всегда бестолков и неловок. Алексей и Мирон не стали исключением. Они посшибали все встреченные на пути углы, они чудом не свалились с кровати, когда Мирон в спешке пытался стащить с Алешки шерстяные носки, они разбросали всю одежду Семерина вдоль всего пройденного ими маршрута до спальни – все это время они непрерывно целовались.
Они задыхались от ощущения счастья, навалившегося на них. Их сердца бились со скоростью, неподвластной измерению. Это не было простым сокращением мышц, это было ровным гулом в груди, в висках, на губах – сердца стали чем-то единым – и иным.
Кровь превратилась сначала в обжигающе холодное шампанское, с безумным количеством пузырьков, а потом – в раскаленную лаву, выжигающую тела изнутри. Выжженные изнутри и легкие, словно пушинки, они взлетели туда, в ласково распахнувшиеся небеса, и понеслись в вихре под названием страсть…

Говоров ничего не знал и совершенно не умел. Он лишь помнил что любовь, это ритмичные вздохи, ненатуральные стоны, подозрительные чавкающие звуки и шлепки плоти о плоть – во всем виновато телевидение. Он, конечно же, сам никогда на это кино не смотрел. И правильно делал, потому что это – не любовь. И даже не секс.
Хорошо, что Алешке нечего было вспоминать. За него помнил тот, другой, который жил глубоко внутри, которого в прежнем Алеше выдавали только золотистые глаза…
Тот, другой, выплеснулся наружу огнем, нежными прикосновениями и страстными объятиями, смелостью опытного хастлера и пугливостью олененка Бемби…
Тот, другой, растворился в дыхании Мирона, стал с ним единым целым, сплавился кожей и кровью, волшебными словами...Люблю. Твой…

Семерин многих знал и познал. Разных – симпатичных, красивых, милых, опытных… Пожалуй, даже парочка профессионалов попадалась.
Хорошо, что он знал только таких. Потому что они не имели никакого отношения к любви. Разве только к сексу…
Когда говорят «опытный любовник» – говорят ерунду. Опытным может быть врач. Электрик. Слесарь. Но никакой опыт не поможет тому, кто впервые – после тысячи любовников - испытывает вдруг удивительное и ни на что не похожее ощущение…
…Когда кожа нежна, как шелк, и вдруг холодна, как родник, а потом жжет, как огонь, раздирает в клочья твое тело, а ты смеешься от всепоглощающего счастья и благодарности за эти муки.
Когда целуешь и понимаешь, что раньше не жил, потому что жить – это дышать и пить, а ты только сейчас пьешь дыхание любимого и не можешь им напиться, да это и невозможно. Напьешься – умрешь…
… и взлетишь в бесконечность темноты, где глазам больно от золота еще не родившихся солнц, где тьма бархатистая на ощупь, где вечность можно потрогать рукой, просто некогда это делать, руки заняты другим, совсем другим, и глаз не нужно, чтобы понять: эти упругие ягодицы идеальны, и созданы Всевышнем именно для твоих ладоней.
Он ласкает сейчас тело своего первого любовника, ибо первый – тот, которого любишь. Он еще в силах удивляться и восхищаться – как ненасытны эти губы, как шелковиста кожа, как сильны стройные ноги, сомкнувшиеся у него на спине…
Он еще помнит, что надо быть нежным и осторожным, потому что и он у него – первый,поэтому бурю и натиск надо оставить на потом, а сначала не стоит торопиться, надо быть терпеливым и уверенным, но не настойчивым, подстраиваться, надо дать время на обретение уверенности и смелости, на принятие решения, и только потом взорваться фейерверком безумного счастья и изнеможения, улететь в благословенную тьму и помнить только об одном, единственно важном: не выпустить любимого из объятий.
Не разомкнуть рук. Не прервать поцелуя, растворившегося в счастливой улыбке.
И перед полетом в бесконечность звезд повторить два самых главных слова. Люблю. Мой…

Алексей совсем ничего не боялся и не стеснялся. У него как-то все очень правильно и хорошо получилось – и в первый раз, и… потом тоже.
Боли вторжения он даже не запомнил, он вообще мало что помнил из материального, так сказать, мира, а вот очень хорошо – глаза Мирона, темно-синие от страсти, распахнутые, сияющие, счастливые и в тоже время немножко испуганные.
Мирон все время за него боялся – это было так здорово, что он засмеялся, уткнувшись носом в его плечо. Гладкое, мускулистое плечо, нормальное, не накачанное. Семерин вообще был очень… обычный, его «золотой» мужчина и наследник миллионов. Почему он считал его плейбоем и развратником? Неужели вслед за всеми остальными?
Разве плейбой сумеет так нежно коснуться твоих губ, так обнять, так уверенно и легко провести тебя по дорожке, ведущей прямо в рай, а потом вернуться с тобой вместе на грешную землю и засмеяться в ответ на твой смех…

– Мирон…

– Что, любимый?

– Пообещай одну вещь.

– Знаю, знаю, все знаю. Завтра увольняю тебя с работы, послезавтра женюсь…

– Нет, я не об этом.

– Странно… А я только об этом и могу… Тогда что?

– Зови меня и дальше «Ходячим ежедневником».

– Вот уж выдумал! Мой любимый не может быть ежедневником.

– А по-моему… по-моему, это очень хорошо, когда ты – чей-то ежедневник…

– Алешка, я невоздержанный на язык, хвастливый, самовлюбленный пустозвон…

– Это да… Этого у тебя не отнять...

– … Я никогда не задумывался над тем, как людей могут обижать мои слова…

– И все-таки ежедневник – это хорошо…

– … Теперь я изменюсь и стану за собой следить.

– И я за тобой стану следить.

– И с работы ты уйдешь.

– Ох…

– Не волнуйся, на первое время нам хватит. Лет так на пятьсот, наверно.

– Хвастун ты и балабол, Мир.

– Почему это? Денег и правда, много, а зачем они нужны, если их не на кого тратить?

– И тебе совсем не было жалко давать мне ту карточку?

– Ай, не напоминай. Я себя так вел…

– Не то слово. Я думал, что умру на месте.

– Почему ты меня не убил?

– Потому что я был еще не я, а потом – на мне штанов не было,
забыл? Как бы я встал без штанов?

– О! Кстати! А зачем тебя понесло к пираньям?

– Просто хотел посмотреть, как работает компрессор. В том аквариуме не было видно никаких проводков и трубочек. Ты тоже не напоминай! Разбил такую вещь…

– Безобразную и жуткую. И воняло из нее страшно. Их же мясом надо кормить, желательно тухлым.

– А где они сейчас?

– У охраны, в их каморке. Им заказали армированный аквариум.
Пираньям, не охране.

– Ясно… Мир, а ты хорошо знаешь Италию?

– Не очень, чтобы очень, но – знаю. Я там редко бывал, только в детстве. А почему ты спрашиваешь?

– Я вот думаю, Люку там понравится?

– Конечно! Там такое озеро, что не понравиться не может. Глубокое – а вода хрустальная. И никого народу вокруг, на тысячу километров.

– Мирон…

– Что, мой хороший?

– С какими же глазами я завтра на работу приду…

Мирон рассмеялся, сгреб своего голого и счастливого секретаря в охапку и прижал к себе изо всех сил.

– С бесстыжими, Говоров. Грешными и бесстыжими. И это все сразу заметят.Пусть завидуют!

Вначале они по-честному уговорились, что ночевать Мирон не останется, поедет к себе.

Только кофе выпьет…

До кофе так и не дошло. Сначала они драили контейнер, потом читали инструкцию к кислородным таблеткам и пришли в ужас – от неправильной дозировки, оказывается, у Люка могли вскипеть внутренности!
Потом успокаивали друг друга и доуспокаивались до того, что оказались в постели – вернее, сначала на ковре в большой комнате,потом на диване,потом в душе,правда недолго,потому что оба стеснялись Люка, ну а уж после этого – в спальне, на кровати.

И рай вновь распахнул им свои объятия, а ангелы музицировали на гармонии что-то очень знакомое и нежное…
И Алешка вновь умирал и воскресал в объятиях своего любимого мужчины,а Мирон – о,Мирон перебывал буквально всеми персонажами мировой литературы. От демона-искусителя до подростка, впервые познающего секс. И ведь он не притворялся! Все получалось само собой!

Такой уж парень ему достался.

Такой уж мужчина был рядом с ним.

В золотистых омутах плещется наслаждение, а твои губы успевают, и целовать, и шептать бесстыдные, жаркие слова, которым не живется при свете дня. Эти слова – ночные, они боятся света и чужих глаз и ушей.Шелк растрепанных волос нежен,кожа любимого загорается под твоими прикосновениями, а точеное тело поет в твоих руках, словно самая совершенная скрипка Страдивари. И когда стон, отразившись от стен,превращается в музыку, а сами стены раздвигаются, ты понимаешь, что только что побывал богом…

Алешке хотелось одновременно прижиматься к груди Мирона, плакать от счастья под тяжестью мускулистого, сильного тела, растворяться в его страсти и отвечать на нее с удвоенной силой – баюкать любимого на своей груди, чтобы ни единый шорох не побеспокоил его сон…Отдавать сполна, дарить без остатка, становясь все богаче, вычерпать всего себя досуха – и раствориться в последнем поцелуе…

И Мирон никуда не уехал, потому что они заснули, любя друг друга, не разомкнув объятий.

Единственным – зато большим – минусом ночной постельной акробатики явилась частичная потеря ориентации во времени у обоих сразу.
Проще говоря, они проснулись на следующий день, в среду, в районе обеда, еще повалялись с полчасика в постели,занимаясь неторопливым сексом, а потом рука об руку направились на кухню, пребывая в состоянии полной эйфории и непоколебимой уверенности, что сегодня, к примеру, воскресенье.
Они в четыре руки готовили завтрак, потом завтракали и ворковали – одним словом,часов до четырех вели совершенно идиллическую жизнь.О том, что у них сегодня день отлета не вспомнил ни один из них.

В половине пятого Семерин – как старший и руководитель фирмы – испытал легкое беспокойство, потому что на краешке его сознания засвербила мысль:
вроде бы, сегодня намечалось какое-то важное дело…
Тут он вспомнил, что Алешка не только его любимый человек, но еще и «ходячий ежедневник», и потому задал ему прямой вопрос.

– Кстати, а какой сегодня день?

– Судя по тому, что вчера был вторник, должна быть среда.

Слова еще срывались с его лениво улыбающихся губ, а в глазах уже вспыхнула паника.

– Мир!!!

– Ай! Ты чего орешь, я же здесь…

– У нас самолет через полтора часа!

После этого начался форменный сумасшедший дом.

Пометавшись по дому без всякого смысла, они приняли решение:
поскольку у Мирона вещей нет по определению – кроме тех, что на нем и на полу в большой комнате – он займется пересадкой Люка в контейнер, а Алексей быстро соберет сумку.
Результат получился так себе. Потому что в чемодане вперемешку лежали: шесть пар боксеров,пару футболок,один парадный костюм,махровые полотенца,ветровка,а также– россыпью – зубная паста, зубная щетка, пустой несессер и станок, в то время как Семерин выглядел довольно импозантно в своем деловом костюме и при галстуке, но был неприлично мокр спереди и снизу.
Рыба проявила неожиданное упорство и не желала даваться в руки для пересадки.Но Мирон не сдался, применил технические средства (дуршлаг) и справился с непокорным карпом. Люк немного побился о стенки тесного контейнера и недовольно затих, широко разевая рот.

Алексей немедленно впал в панику, предположив, что карп уже начал задыхаться, на что Семерин резонно возразил, что они еще не набрали высоту, и по сравнению с пакетом,в котором Люк проделал свой изначальный путь до его дома, у него сейчас просто райские условия.

Черный БМВ стартовал в сторону аэропорта. О том, что на работе перед отъездом тоже не мешало бы появиться, и речи не шло.
Мирон лихо рулил, надеясь, что сквозняк хоть чуть-чуть подсушит мокрые брюки, а Алексей сидел, вцепившись в контейнер с рыбой, и лихорадочно вспоминал,все ли он выключил перед отъездом.

Регистрация уже прошла, потому проскользнуть незамеченными им не стоило и пытаться. Наплевав на условности, Мирон вместе с Алексеем ворвался в туалет, спугнув пару пожилых туристов,они задрапировали контейнер махровым полотенцем, после чего галопом промчались мимо изумленных сотрудников аэропорта и влетели в салон самолета на последнем издыхании.

Только плюхнувшись на свое место,отогнав невнятным мычанием встревоженную стюардессу,до Семерина дошло, что все это время он одной рукой тащил ручную кладь весом килограммов под тридцать.А еще то, что никакого подарка для Антонио он с собой не везет.И то, что через какое-то время ему предстоит выйти на жару в деловом костюме и даже без сменного носового платка. А встречать его будет Леонид…
Мирон посмотрел на Говорова – и начал тихонько подвывать.Алексей в недоумении взглянул на него – и секундой позже присоединился октавой повыше. Через пару минут они оба уже взахлеб хохотали,а слезы текли у них по щекам.