ГЛАВА ПЕРВАЯ.

Салливан вытянул ноги, насколько это было возможно в маленьком салоне спортивного автомобиля, и в который раз посмотрел на больничное здание, возвышавшееся серым бетонным монстром в конце автостоянки. Он сощурился глядя на здание, но из машины так  не вышел. И не уехал.
Провел рукой по непривычно гладкому лицу. Впервые за два месяца он побрился, там, где был последние месяцы, не надо было думать о своем внешнем виде. Он и не думал. Но перед отъездом, который, в конце концов, привел его сюда, он задержался, чтобы привести себя в порядок.
Идиотское желание — приехать сюда.
Но именно это желание поддерживало его в последние…сколько… десять месяцев? Не меньше. Это желание сопровождало его безмолвной тенью, безучастной к жестокостям, неотделимыми от его работы: изо дня в день акцентировать и предавать гласности то, что происходит в мире. Еще и в таких далеких уголках планеты, о существовании которых некоторые даже не подозревали.
Временами Салливану казалось, что он попал в фильм ужасов, только фильм этот не заканчивался через два часа, как положено, так еще некому было вырезать самые ужасные кадры или остановить пленку в самый страшный момент.
И именно в такие страшные моменты он думал о возвращении, о том, чтобы снова увидеть Эмилио, положить ладони на его длинные ноги, уткнуться лицом в его шею и вдохнуть неповторимый аромат. Эти воспоминания давали возможность двигаться дальше, не позволяли сойти с ума. Именно Эмилио заставил его обстоятельно задуматься о конце пути. Конце, который он все отодвигал, вновь продлевая контракт, вновь соглашаясь отправиться туда, где были беды и боль.
Что поделать, такова работа, и когда-то Салливан любил ее, любил вызываемое ею волнение. Тем не менее, теперь он уже в этом не так уверен. Он уже ни в чем не уверен, кроме того, что должен еще хоть раз увидеть Эмилио.

И вот он здесь.
Так почему же сидит в машине после возвращения и как дурак таращится на больницу, где, скорее всего сейчас находится Эмилио?
Доказывает себе, что мечта не завладела им? Или надеется на это?
Ведь он освободится, как только увидит, что это лишь мечта... сон.
Если бы Салливан провел с ним не только тот единственный дивный вечер, если бы Эмилио был частью его жизни, он давно бы уже забыл о нем, как забывал всех других, прошедших через его жизнь. И мысленный образ Эмилио бы постоянно не маячил перед ним.
Образ, от которого он не желает отказаться, но должен, если хочет остаться самим собой.
Песня, передаваемая по радио, изменила направление его мыслей. Певец тихо пел о свидании, которое никак не могло состояться. Улыбка Салливана смягчилась.

В тот вечер, когда он встретил Эмилио, оркестр играл именно эту мелодию. Он закрыл глаза, погружаясь в воспоминания, навеянные музыкой, и как наяву увидел Эмилио, окруженного альфами. Но для Салливана существовал только он. Он видел только его...
Этот омега привлек его взгляд сразу, как только он вошел. Этот молодой парень с удивительным профилем — самый прекрасный из всех, кого доводилось встречать, думал Салливан, наблюдая за молодым человеком, который был не похож на других омег, с другого конца переполненного банкетного зала.
Салливан вертел в руке бокал, перестав чувствовать вкус шампанского. Следя за омегой, он даже забыл, как ненавидит официальную одежду, словно предназначенную для манекенов. Если быть точнее, Салливан забыл обо всем.
Он наклонился к ближайшему гостю.
— Кто это? — Салливан поднял бокал в сторону омеги, о котором спрашивал. — Тот высокий брюнет, окруженный альфами?

Альфами, из кольца которых Салливан собирался его вырвать.

Гость склонил голову к плечу, как бы оценивая Салливана, пытаясь определить, кто он такой.

— Это доктор Эмилио Флоранс. Он работает в больнице. Это он организовал сбор средств на строительство нового крыла для родильного отделения.

Гость говорил что-то еще, о том, что было написано и в его приглашении. Но слова утонули в общем гуле, так как Салливан уже пробирался к высокому стройному брюнету.
Приближаясь к омеге, он чувствовал, как нарастает возбуждение. Голова начала кружиться от умопомрачительного аромата, исходившего от омеги.

— Привет, мне сказали, что вы имеете отношение к этому благотворительному мероприятию.

Брюнет отвернулся от мужчины, с которым разговаривал, и перевел взгляд на Салливана. Глаза омеги были большими и темными, как вишни. Однако банальное сравнение не преуменьшало производимого впечатления. Оно его лишь усиливало.

— Я поговорю с вами позже, — пробормотал собеседник брюнета и растворился в толпе прежде, чем его исчезновение было замечено.

Эмилио медленно окинул Салливана взглядом. Мужчина не казался ему знакомым. И он не мог быть мужем одного из его пациентов. Он определенно запомнил бы альфу с такой внешностью.

— Мы встречались? — улыбаясь, осведомился омега.

— Нет, но это легко исправить.

Очень ловко, Салливан обнял его за плечи одной рукой, отрезая от собеседников и увлекая к дверям на балкон.

— Мы оба знаем того мужчину, — кивнул Салливан приблизительно в ту сторону, где недавно стоял.

Эмилио взглянул в указанном направлении.

— Вы имеете в виду Мартина?

Салливан кивнул, соглашаясь. Аромат омеги разжигал его кровь. На секунду он подумал, не увлечен ли этот омега кем-то и имеет ли это для него значение. Лично для него не имело. Не в данный момент.

— Да, его.

— А если я скажу, что его имя не Мартин? Что его зовут Брендан?

— Тогда я скажу, что у вас, как и у меня, провал в памяти. Это не Мартин и не Брендан. — По глазам Эмилио он понял, что угадал, и обезоруживающе улыбнулся. — Я прав?

Эмилио тут же почувствовал, что этот альфа нравится ему, и засмеялся, восхищенный его ответом.

— Да, вы правы. Растин. Его имя, — подсказал он на случай, если альфа решит, что он представляет себя. Затем протянул руку: — Эмилио Флорес.

Салливан переложил бокал в другую руку.

— Да, я знаю. Я работаю в «The New York Times».

В глазах брюнета мелькнуло пытливое выражение, как будто привык оценивать людей.
Единственные журналисты из «Таймса», которых он знал, работали в отделе светской хроники.

— Вы не похожи на журналиста отдела светской хроники, которых обычно посылают на такие мероприятия.

Салливан был польщен. Он не ставил светских хроникеров на одну ступень с настоящими репортерами. Темные стороны жизни, раскапываемые ими, не идут ни в какое сравнение с тем, с чем регулярно приходится сталкиваться ему.
Еще он сделал вывод, что Эмилио привык посещать подобные мероприятия. А значит, и покидать их.

— Очень проницательно. — Он поднял бокал в насмешливом салюте. — Я не из отдела светской хроники. Но наш сотрудник заболел и вот я здесь.

Салливан согласился импульсивно, оказывая личное одолжение сотруднику, с которым когда-то был близок. Забавно, куда может завести порыв, подумал он, наслаждаясь видом красивого омеги рядом с собой.

— Напомните мне послать ему цветы.

Заинтригованный, Эмилио спросил:

— Почему?

Официант лавировал между гостями, высоко подняв полупустой поднос. Салливан облегчил поднос еще на один бокал шампанского и вручил его Эмилио. Омега склонил голову в знак благодарности.

— Потому что, — объяснил альфа, — если бы он не заболел, я бы никогда не провел этот вечер с вами.

Эмилио улыбнулся, его глаза дразнили мужчину. Этот альфа своей стремительностью уступает только реактивному самолету.

— Вы еще не провели.

Да, но проведет. Он чувствовал это. Губы Салливана дрогнули в улыбке, когда он заглянул в глаза омеги. Эмилио смело звал его претворить мечту в реальность.

— У нас много общего. Мартин-Брендан-Растин, например. — Эмилио уже отворачивался, и он заговорил быстрее: — Это делает нас почти старыми друзьями.

Салливан почувствовал, что выбрал правильный тон, и снова обнял молодого человека за плечи, на этот раз удерживая.

— Неужели вы не хотите составить компанию старому приятелю в его последний вечер в городе?

— Убегаете?

— Нет, я вообще-то репортер и у меня командировка. Улетаю завтра утром.

Эмилио подумал, выдумывает ли он на ходу или говорит правду. Вообще-то можно представить его журналистом. В нем чувствуется какая-то бесцеремонность, несмотря на безукоризненный смокинг.

— Если вы пытались произвести впечатление, вам это удалось.

— Вот и замечательно.

— Тем не менее, это правда. Пожалуй, мой редактор просчитался, направив меня сюда.

Эмилио засмеялся и отпил глоток вина.

— Да уж, большой сюрприз.

Интересно, думал Салливан, каковы на ощупь эти губы, какие чувства вызовут любовные ласки, медленные и страстные.

— Я лишь оказываю любезность, — небрежно продолжал альфа. — Соранджу необходимо, чтобы кто-то сделал заметки. — Он улыбнулся, вспомнив, как неохотно уступил и что сказал Сор, когда вешал трубку. — К тому же он думал, что после сегодняшнего мероприятия я с восторгом приму свою командировку. — Я был готов согласиться с ним...

Омега вскинул голову, весело улыбаясь.

— До данного момента?

Они оба рассмеялись.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Эмилио аккуратно положил только что взятую пробу пациента на стерильное стекло и запечатал. Лишь после этого поднял глаза, чтобы выяснить, почему медбрат ворвался в смотровую во время обследования, даже не постучав.

Он осторожно встал со стула.

— Что случилось? Кого-то снова стошнило в приемной?

Медбрат отрицательно покачал головой. Нерешительно глянул на пациента, понизил голос:

— В приемной альфа, и он хочет вас видеть.

Не так уж и необычно, подумал Эмилио.

— С супругом? — рассеянно спросил Эмилио.

— Нет.

Он пожал плечами.

— Может быть, ему нужен мой отец?

Не в первый раз новенькие пациенты и их мужья по ошибке забредают  в его кабинет. Когда в этом же здании работал еще и папа, ошибки случались еще чаще.

— Я уже спрашивал об этом. Ему нужны именно вы.

Временами Эмилио приходилось развеивать страхи нервных мужей. Не все встречали беременность супругов с распростертыми объятиями. Некоторых альф больше, чем самих забеременевших омежек, пугали месяцы неизвестности до рождения малыша. Эмилио решил, что сможет уделить ожидающему его  альфе несколько минут между пациентами, если конечно у того немного вопросов и они не очень сложные. Иначе альфе придется ждать конца приема.

А будет ли у него время после приема? — засомневался Эмилио, непроизвольно поглаживая живот. У него уже возникали ложные схватки и на всякий случай, он заранее зарезервировал палату в больнице. Сегодня боли чувствовались сильнее и тягуче, видимо дело шло к неизбежному финалу.

Он вымыл и вытер руки, бумажное полотенце полетело в корзину.

— Альфа назвал свое имя?

— Нет, но велел передать, что хотел бы еще раз станцевать при лунном свете, когда у вас будет время.

Медбрат задержал дыхание, следя за реакцией доктора.

Сердце как сумасшедшее подпрыгнуло и забилось где-то в горле…  Качнувшись, Эмилио чуть не смахнул монитор со стола. Натянуто улыбнувшись пациенту, он еле слышно пробормотал извинения и утянул медбрата из смотровой.

Не может быть!

Такое совпадение невозможно. Кто бы еще пригласил его на танец в лунном свете?

Он глянул в сторону приемной, но матовая дверь была закрыта. Едва различимые контуры могли принадлежать кому угодно.

Но один из этих силуэтов принадлежит альфе… Салливану.

Только в данный момент лично он не готов развлекать призраков своего прошлого. Ему надо работать и самому справляться с болью. Эмилио вцепился в руку помощника.

— Этот альфа, как он выглядит? — Медбрат вздрогнул, Эмилио понял, что слишком сильно сжал его руку. Раздосадованный, он ослабил хватку.

Медбрат непроизвольно вздохнул, прежде чем ответить, а Эмилио уже знал ответ еще до того, как тот открыл рот.

— Немного резкие черты лица, но красив.

Именно так, подумал Эмилио. Красивый. Такой красивый, что руки сами тянутся прикоснуться...

— Около метра девяносто,сине-зеленые глаза, темно-каштановые волосы, белозубая улыбка и ямочки на щеках?

Эмилио сам не понял, зачем спрашивает. Ведь это точно он.

— Да, да, да, но он не улыбался, — ответил медбрат, подумав, что не прочь увидеть улыбку этого великолепного самца.

— Тебе повезло, — прошептал Эмилио скорее себе, чем медбрату.

Именно эта белозубая улыбка и умопомрачительные ямочки более чем все остальное, заставили его потерять благоразумие и сделать то, что он сделал.

Но если вернуть прошлое, он поступил бы так же. Ту ночь он будет помнить всегда. И будет нежно любить ребенка, зачатого совершенно случайно, несмотря на меры предосторожности.

Помощник  всматривался в лицо доктора, пытаясь понять, не начались ли схватки.

— Доктор, вам нехорошо? Вы побледнели.

— Я всегда бледнею, когда развлекаю призраков прошлого, — рассеянно пробормотал Эмилио.

Он никогда не думал, да и что говорить, даже не надеялся, что увидит этого альфу снова, и вот он здесь, в приемной. Что делать?

Эмилио заставил себя успокоиться. Нет причин для паники. Он давно принял решение после того, как обнаружил, что беременный и его привычный мир неожиданно перевернулся.

До того самого момента, как он увидел результат теста на беременность, он и не думал о ребенке. Собственное детство убедило его в том, что успешная карьера не оставляет места для семьи. По крайней мере, не позволяет уделять столько внимания, сколько, по его мнению, семья заслуживает.

Оказавшись с другой стороны смотрового кресла, Эмилио обнаружил в себе такие сильные омежьи чувства, что не смог с ними совладать. Эти чувства росли в груди и требовали выхода. Он хотел этого ребенка.

И он его получит. И малыш будет принадлежать только ему, он будет растить его один, без помощи кого бы там ни было.

«Кто бы там ни был» в данном случае был альфой, которого он считал любовником, посланным ему в награду. Единственная встреча была слишком совершенной, чтобы разрушать ее второй, тем более отягощенной новостями о «дивидендах» ночи любви. Все теперь предстанет в новом свете, потускнев с вторжением реальности.

В ту ночь ему казалось, что он узнала Салливана так, как только может омега узнать альфу. Альфа был так же неистово независим, так же доволен своим образом жизни, как он — своим. Ни один из них не хотел обязательств друг перед другом, не говоря уж о детях.

Именно поэтому Эмилио не пытался выяснить его местонахождение и сообщить о предстоящем отцовстве.

Он не видел в этом смысла. Салливан ему был не нужен для полноты картины. Он мог положиться на себя или, в случае необходимости, обратиться к родителям. Которые удивительно хорошо восприняли новость о внуке и вели себя разумно и корректно.

Его родители, может, и не обеспечили единственному сыну сказочное или традиционное детство, но они возмещали это тем, что сейчас готовы были подставить плечо. Благодаря им и собственным взглядам на жизнь Эмилио быстро приспособился к новой ситуации.

А теперь он там, в приемной. Ждет.

А он здесь, почти десять месяцев беременный его ребенком.

Эмилио поджал губы. На кресле в смотровой его ждет пациент, дрожа под белой простыней. Не говоря еще о двух других пациентах в других смотровых, плюс полностью забитое расписание до конца приема. Не время для личных проблем.

Он положил руку на выпирающий живот. У него и так хватает проблем и без Салливана. Все, чего он сейчас хочет, — это осмотреть своих пациентов и перетерпеть новые приступы боли.

Медбрат тронул его за плечо.

— Может, сказать, чтобы он пришел позже?

— Нет, просто скажи, что если он пришел сообщить не о схватках своего супруга, то ему придется подождать, пока я не закончу прием.

Может, к тому времени он уйдет. И они оба смогут продолжать жить со своими фантастическими воспоминаниями о той волшебной ночи.

Помощник неуверенно кивнул.

— Хорошо,скажу.

Пациент повернулся на звук открываемой двери. Простыня, соскальзывая, зашелестела.

— Проблема?

— Ничего такого, с чем бы я не смог справиться, — бодро ответил Эмилио.

Вернее, мне хочется так думать.

Он не убедил пациента. Что-то в голосе обычно невозмутимого доктора заставляло думать, что тот взволнованн. Надо сказать, их отношения выходили за рамки доктор — пациент. Кроме всего прочего, Феликс, агент по продаже недвижимости, продал ему дом, в котором доктор сейчас жил. А Эмилио помог Феликсу пережить трудный период его жизни.И Феликс  хотел бы вернуть долг.

Натянув тонкую простыню, он ждал, пока Эмилио длинными прохладными пальцами ощупал его грудь, затем провел полное обследование и кивнул, удовлетворенный результатами. Похоже, беспокоиться совершенно не о чем.

— Все прекрасно,Феликс. Болезненность, которую ты ощущаешь, обычна. Скоро все пройдет.

Он взял карточку Феликса и сделал записи на чистой страничке.

Феликс так и думал, но никогда не вредно провериться. Он сел и завернулся в простыню. Закусив губу, он размышлял, стоит ли расспросить доктора. Сомнения длились всего секунду.Эмилио ему слишком нравился, чтобы соблюдать условности.

— Видишь ли, когда я сходил с ума оттого, что Майкл то уходит, то вновь возвращается в мою жизнь, ты заставил меня разговориться, практически взяв за горло.

Эмилио сделал еще одну запись, затем отложил ручку и улыбнулся. У Феликса все закончилось хорошо. Сомнительно, что так же хорошо разрешится и его проблема, хотя именно в своем случае он понятия не имела, что значит «хорошо».

— Да, помню, как ты упирался. Хотел сам со всем справиться.

Судя по веселому и дружелюбному тону, Эмилио запрещает ему вмешиваться. Но Феликс редко обращал внимание на запреты, особенно когда дело касалось друзей.

— Вот что я хочу тебе сказать: все утрясается, только если задать событиям правильное направление.

Эмилио взял карточку Феликса и положил ее себе на живот. Ему будет не хватать этой полочки для записей, когда все закончится.

— Я запомню.

В данном случае совет не пригодится, но я все равно запомню.

Феликс не успокоился и пока решил сменить тему. Он по собственному примеру знал, что невозможно ничего вытянуть из человека против его воли.

Соскользнув со смотрового кресла, он поджал пальцы ног, коснувшихся холодного пола.

— Ну, если захочешь поговорить или тебе понадобится жилетка, чтобы выплакаться,не забывай, я всегда под рукой. А не захочешь, я все равно рад пригласить тебя на свадьбу.

Эмилио замер у двери, удивленный и обрадованный.

— Свадьбу?

— Да, нашу с Майклом, примерно недели через три, — сказал Феликс, не скрывая гордости и самодовольства. — Джордан будет шафером.

— Не впервые шафер не сможет держаться на ногах во время свадьбы, — засмеялся доктор. Он с удовольствием помог Джордану, сыну Феликса, появиться на свет в прошлом месяце, и в его практике это были одни из самых быстрых родов.

— Я пошлю тебе приглашение, чтобы все было, как положено. Как только мы назначим точную дату.

— С нетерпением буду ждать, — уверил его Эмилио, закрыв за собой дверь.

Свадьба, думал он с легкой завистью. Ну, в его будущем свадьбы не предвидится, а за Феликса он искренне рад. Он видел Майкла при родах, и он показался ему способным сделать друга очень счастливым.

Приятно знать, что для некоторых все заканчивается хорошо.

Матовое окошко все еще было закрыто. Помощник обычно закрывал его, чтобы он мог сосредоточиться на работе, но сейчас ему очень хотелось, чтобы окно было открыто.

Нет, этого он не хочет.

Гордо расправив плечи, Эмилио отправился в следующую смотровую. Как вдруг резкая боль пронзила позвоночник. Но он не обратил на нее никакого внимания, лишь досадно поморщился. Если бы он начал думать над каждым ощущением, то пролежал бы на сохранении всю беременность. Работа — лучшее лекарство.

Он кивнул. Эмилио встал, внезапно почувствовав себя как на электрическом стуле.

— Нет.

Концы с концами не сходились. Доктор не казался ему человеком, способным послать общество куда подальше.

— Тогда как?..

Он что, дразнит его?

— Я думал, что альфа с вашей профессией и опытом знает, как.

Не сводя глаз с лица Эмилио,он потянулся к карману, затем мысленно обругал себя и сигареты за то, что те вообще существуют.

Вдруг его мозг заработал в совершенно ином направлении.

— Сколько месяцев беременности? — тихо спросил он.

Ах, до него начинает доходить, не так ли? Обалдеть! Интересно, он вообще тугодум или просто не спешит признавать свою причастность?

— Все, — резко ответил Эмилио, желая прекратить этот разговор. Хоть бы телефон зазвонил что ли. Где эти срочные роды, когда они так нужны? — Десять месяцев.

Десять месяцев. Охуеть! Салливан плюхнулся на край стола, так как вдруг потерял уверенность в том, что ноги смогут его удержать.

— Значит, ребенок...

— Ваш, да, — закончил Эмилио фразу. В глазах не паника, но что тогда?

— Блеск. — Он потер подбородок рукой. — Какой шикарный подарок к возвращению домой.

Эмилио не смог сдержать смех. Альфа выглядел совершенно ошеломленным.

— Вы побледнели.

Ребенок. У Эмилио ребенок. У него ребенок. Вроде того. Салливан выдохнул и мысленно взмолился о сигарете. Только одной.

— Потрясен, вот и все.

Да, этого можно было ожидать.

— У вас нет причин для потрясения.

Он сделал жест, чтобы Эмилио замолчал. Он потом разберется, что у него есть и чего нет. Сейчас надо решить более важную проблему.

— Почему вы мне не сообщили?

Доктор пожал плечами, не уверенный, нравится ли ему его тон. Ему определенно не нравилось свое собственное самочувствие в данный момент. Как-то не по себе,да и голова начала кружится. Тяжело сосредоточиться.

— Я не смог связаться с вами, и, кроме того, мы уже взрослые...

Его взгляд снова упал на огромный живот доктора.

— Это видно.

Нет, ему точно не нравится его тон, решил Эмилио. Он не знает, почему пытался освободить его от ответственности. Может, потому, что не хочет ни от кого и ни от чего зависеть.

— Я вполне способен сам позаботиться о ребенке.

Он и не думал, что омега будет распускать нюни. Сцепив руки, он продолжал следить за ним. Эмилио встал и заходил по кабинету.

— Но он и мой.

Эмилио показалось, что он понимает, почему Салливан сомневается, но ему стало больно.

— Да.

Он следил за выражением глаз омеги.

— Вы уверены?

Боль и обида быстро переросла в гнев. Эмилио попытался взять себя в руки, и, когда заговорил, в ритме слов едва слышался намек на полыхавшую в нем ярость.

— Не воображай. Я не сплю с кем попало. — Он говорил  медленно. Спина не на шутку разболелась, и он прижал руку к пояснице. В горле пересохло.И он с тоской вспомнил о бутылке воды в холодильнике.

Салливан все еще не пришел в себя.

— Но я пользовался...

Да, даже потеряв голову, они занимались безопасным сексом. Ирония судьбы. Эмилио пожал плечами.

— Так бывает. Это твой ребенок.

Он поверил ему. Не потому, что очень хотел, а потому, что видел: доктор говорит правду.

— Хорошо. Тогда давай поженимся.

Потрясенный, Эмилио успел обрадоваться, что в этот момент не пил воду. Он бы точно поперхнулся.

— Что ты сказал?

— Если это мой ребенок... — Салливан увидел, как приподнялись брови омеги, и сформулировал иначе: — Поскольку это мой ребенок, я отвечаю за него. Я думаю, что нам следует пожениться.

Не эти слова он ожидал услышать от такой свободолюбивой личности, как Салливан. Произнесенные, они вызвали лишь раздражение у Эмилио. Свалился ему тут на голову и взялся за решение их будущего, даже не посоветовавшись с ним!

— Причина, по которой я даже не пытался с тобой связаться, Салливан, состоит в том, что мне не нужно твое предложение и твоя «ответственность». Я и сам прекрасно могу заботиться о ребенке. Мне это по душе и по карману.

— Но он мой. Ты только что признался. Это значит, что и я имею право на собственное мнение.

Эмилио скрестил руки на груди.

— И каково же твое мнение?

Я только что его тебе высказал, подумал Салливан. Предложил выйти замуж. Может быть, ему требуется разъяснение?

— Я думаю, что ребенку будет лучше в полной семье.

Отец, папочка и ребенок лично в Эмилио не вызвали образ семьи. У него было другое мнение.

— Когда он вырастет, у него будет семья.

Салливан чувствовал себя так, будто его огрели пыльным мешком. Но он очень хотел поступить правильно.

— Мы должны поговорить.

Эмилио чувствовал, что приступы боли становятся все сильнее, и точно знал, что происходит. У него начались срочные роды. Прямо здесь и сейчас. Надо выпроводить Салливана немедленно.

— Сейчас мы должны попрощаться. У меня обход, так что, извини меня.

Решительно взяв альфу за руку, он чуть ли не вытолкал того в холл.

— Но...

Эмилио захлопнул перед его носом дверь и тяжело  о нее оперся. Закусив губу и закрыв глаза, начал про себя считать.

Да, никаких сомнений. У него начались роды. На этот раз точно.

Салливан оглянулся, пытаясь найти его вещи, ничего не увидел и решил не тратить время. В больнице омегу наверняка все знают, а его помощники позаботятся о мелочах.

Он осторожно повел его к двери, укорачивая шаг, чтобы приноровиться к доктору.

— Ты всегда такой раздражительный?

— Нет. Только когда рожаю. — Он не собирался извиняться, но в глазах появилось виноватое выражение. — Послушай, ты не должен со мной возиться. Кто-нибудь отвезет меня. Это всего в квартале отсюда.

Эмилио вздрогнул и замолчал. Только гордость удержала его от того, чтобы не скорчиться от боли.

Этот омежка упрям как осел. В другое время он бы нашел такое упрямство стимулирующим, даже забавным. Но не сейчас.

— Позволь мне побаловать себя, Эми. Я всегда хотел иметь повод промчаться по городу на большой скорости.

— Один квартал? Замечательно. Ты собираешься превратить мои роды в автогонки?

Ему хотелось выйти из кабинета уверенно, как всегда, но не получалось. Он едва передвигал ноги, хотя и не желал в этом признаваться.

Салливан добродушно пожал плечами, выводя омегу в коридор.

— Все имеют право мечтать.

Медбратьев уже не было. Остался только встревоженный Нейт, желавший собственными глазами убедиться, что доктор уйдет домой.

Нейт вскочил, увидев появившегося доктора в обнимку с альфой. Одного взгляда было достаточно. О Господи, началось, подумал бета.

— Вам нехорошо, доктор?

Бывало и лучше, гораздо лучше, подумал Эмилио, глянул на Салливана, и тяжело вздохнул.

— Вообще-то я рожаю.

Салливан, не останавливаясь, бросил через плечо:

— После того, как мы поженимся.

— Доктор... — Нейт растерянно смотрела им вслед.

— Не волнуйся. Я могу позаботиться о себе. — Эмилио имел в виду альфу, а не свое состояние. — Я уже позвонил в приемный покой. Пожалуйста, сообщи доктору Мерфи, что он сегодня понадобится.

Нейт кивнул, возвращаясь к своему столу.

— Компетентен даже в родах, — прокомментировал Салливан. — Восхитительно.

— Необходимо, — поправил его омега. Лифт был всего в нескольких шагах от  кабинета. Почему кажется, что так далеко? Эмилио подозрительно взглянул на Салливана, когда они добрались до дверей лифта. — Ты случайно не собираешься везти меня в церковь?

Салливан нажал кнопку лифта и не отпускал, пока лифт не прибыл, и двери не открылись. Придерживая их, он ввел Эмилио внутрь.

— Нет, но в больнице есть часовня. — Он увидел, как подозрение в глазах Эмилио перерастает в панику, и кратко разъяснил: — Я знаю. В прошлом году брал интервью у больничного священника. Он обычно торчит в больнице со второй половине дня.

Как жаль, что после реконструкции в лифтах убрали металлические поручни. Ему не за что было держаться, кроме Салливана, и в данный момент это не способствовало демонстрации гордости.

— Как удобно.

К счастью, лифт спустился до первого этажа без остановок.

— Ты можешь идти? — спросил Салливан, когда двери открылись. Он не хотел оставлять его одного, пока будет ходить за машиной, которую оставил далеко от входа.

Боль на время отпустила, дав Эмилио передышку. Вернулись кое-какие силы.

— В данный момент я мог бы и пробежаться. — Он стал серьезным. Он знал о альфе только то, что тот сам  рассказывал. Что, если все это ложь? Не в первый раз ему врут, подумал он, вспоминая времена своей работы в ординатуре. Что, если он занималась любовью с психом? Одним из тех, кто страдает навязчивыми идеями? — Ты не можешь силой заставить меня выйти за тебя замуж.

Они уже шли к машине. Салливан смотрел на него, но он не смог прочитать выражение его глаз.

— Не думаю, что придется заставлять. Мне кажется, твой здравый смысл победит.

Журналист мог бы и поубедительнее отстаивать свое мнение. Эмилио внутренне посмеялся. Над собой. И над ним.

— Салливан, если бы у меня был здравый смысл, я бы не танцевал с тобой на пляже под луной. — Произнося эти слова, он не смог себя заставить пожалеть о той ночи или о том, что привело к его теперешнему состоянию. — Кроме всего прочего, столько песка набилось в разные интересные места!

Эти слова, пусть небрежные, живо напомнили Салливану ту ночь. Его улыбка стала нежной, ностальгической.

— У меня оживают воспоминания.

Он серьезен. И, возможно, всемогущ.

— Меня не интересуют никакие веревки, если только они не на твоей шее. — Эмилио пристально смотрел на альфу, которого, казалось, не интересовало ничего, кроме узкой щели, в которую предстояло втиснуть машину. — Салли, я не верю в семейную жизнь.

Конечно, верит. Просто боится. Он не мог в этом его винить. В браке всегда есть элемент риска, но это-то и интригует.

— Зато я верю. Семья идет сразу за «правдой, справедливостью и моим образом жизни» и перед верой в победу моей любимой футбольной команды. Эй, док. Где твоя любовь к приключениям?

Эмилио вцепился в свой живот.

— Я сейчас занят. Кончай болтать и доставь меня уже в эту чертову  больницу. Не уверен, что у меня осталось время.

Салливан выскочил из машины и подбежал к его дверце. Не успела Эмилио запротестовать, как он схватил его на руки. Даже беременный, он не тяжелый, подумал он.

Его молнией пронзила мысль, что держит на руках своего будущего супруга и ребенка, и он, улыбаясь, торжественно понес его ко входу в больницу.

— Ты соображаешь, что творишь?

— Так мы быстрее доберемся, — успокоил он.

Ирония судьбы. Умение вести переговоры всегда было его сильной стороной и спасало из критических ситуаций. Теперь оно втягивало его в такую ситуацию.

— Я не хочу, чтобы мой сын... нес то же клеймо, что и я.

Как серьезно он это сказал!

— Клеймо?

Салливан утвердительно кивнул.

— Эми, в слове «ублюдок» до сих пор не меньше боли, чем век назад. — Он взглянул на омегу. Понимает ли он, что ему пытаются сказать. — Я не хочу, чтобы мой ребенок его слышал. Чтобы оно звенело в его ушах после того, как слово растает в воздухе. Я не хочу, чтобы мой ребенок чувствовал себя не таким, как все, зная, что его отец даже не попытался создать союз с его папой.

Он его поймал, по глазам видел, что поймал. В глазах омеги появилось сочувствие.

— Тебя, может, и устраивает самостоятельность, но она не помогает ребенку понять, почему у него нет отца и в чем его вина.

Салливан резко остановился перед тронувшимся автомобилем, но водитель притормозил и помахал, пропуская его. Он пошел дальше, продолжая убеждать:

— Я хочу быть рядом, чтобы отгонять его страхи. Я хочу быть рядом с ним. И с тобой. — Он улыбнулся ему. — Нам было хорошо вместе.

— Одну ночь.

Несмотря на героическое сопротивление, Салливан побеждал. Он чувствовал, как быстро омега сдается.

И он все так же хорошо пахнет, думал альфа. Как в ту ночь. Как в его снах.

— Да, и посмотри, что мы успели создать, — Салливан кивнул на живот. — Представляешь, чего мы добьемся, если у нас будет больше времени.

Он внес Эмилио в вестибюль. Люди смотрели на них и улыбались.

— Идите прямо в приемный покой, — сказали Салливану. — Вас уже ждет кресло для перевозки.

— Салливан...

Часовня, небольшое узкое помещение, где лучи заходящего солнца, проникая через маленькое витражное окно, окрашивали ковер золотом и лазурью.

— Эмилио Флоранс, выходи за меня замуж, — прошептал Салливан ему на ухо. — Давай попробуем. Если не сработает, мы всегда сможем развестись. Но дадим ребенку незапятнанное начало. Пусть у него будут оба родители. Законная пара.

Безумие, думал Эмилио. Полное безумие.

— Как солонка и перечница.

Он усмехнулся. Победил.

— Я буду солью, а ты перцем.

Ему казалось, что альфа должен был бы по-другому распределить роли.

— Почему?

Его ухмылка стала шире, интимнее.

— Потому что мне понравился огонь в твоих глазах в ту ночь.

От его обаяния у него кружилась голова, точно как тогда. Боль на секунду отпустила, и Эмилио почти согласился.

— Это безумие.

Он со смехом отмахнулся от обвинения.

— Эй, мир немного безумен, но это самое разумное, что я делаю за последние месяцы.

— Если я скажу «да»...

Салливан порывисто прижался губами к его губам, следуя за языком.  Господи, он все так же действует на него. Он за него поборется.

У Эмилио кружилась голова, он едва дышала. Салливан действовал на него сильнее, чем схватки.

— Если я скажу «да», — повторил омега дрожащим голосом, — я хочу, чтобы ты понимал: это только на время. Только чтобы дать ребенку имя. Как ты сказал.

Он нес Эмилио в приемный покой, следуя указаниям стрелок на стенах.

— Хорошо, согласен. Но даже у техники есть годовая гарантия.

Может, из-за схваток, но он его не понял.

— При чем тут техника?

— Дай нашему браку год. Если к концу года не сработает, мы разведемся.

Развод. Жестокое, холодное, отрезвляющее слово. Что он делает, соглашаясь на это безумие? Он сошел с ума? Наверное.

Здравый смысл превозмог боль.

— Я не знаю...

Их взгляды встретились.

— Подумай о ребенке.

Он что, издевается?

— В данный момент я не могу думать ни о чем другом.

Салливан чувствовал, как Эмилио цепенеет в его руках. Новая схватка, подумал он и беспомощно огляделся. За конторкой приемного покоя уже махали им. Навстречу санитар катил кресло на колесиках.

Салливан поцеловал его в лоб.

— Жди и держись.

— Я не собираюсь рожать в вестибюле.

— Я имел в виду — держись, пока я не приведу священика.

— Доктор Флоранс, привет, я Энрикио. — Сияющий молодой омежка сжал руку Эмилио. — Все для вас готово. Доктор Мерфи в пути.

Ему не нужен доктор Мерфи в пути, он нужен ему здесь. А больше всего ему нужно, чтобы все это поскорее закончилось.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

— Отец Патрик?

Маленький седовласый мужчина в черных брюках и черной рубашке посмотрел на Салливана и улыбнулся, узнав его.

— Салливан, как поживаете?

— Это зависит от вас. — Не дожидаясь ответа, он ухватил священника за руку и вывел в коридор.

Отец Патрик познакомился с Салливаном год назад, когда журналист собирался писать о волнениях в Ираке и отношении людей, выросших там, но переехавших в Америку. Салливан тогда хотел узнать религиозную и личную точку зрения отца Патрика.Тогда то журналист и  завоевал восхищение и уважение священника.

— Неприятности?

Салливан не просто вытащил священика в коридор,а уже тащил к лифтам.

— Объясню по дороге, — ответил Салливан, добравшись до лифта и нажимая кнопку.

— По дороге куда? — озадаченно спросил священник.

— На пятый этаж и на мое бракосочетание, — улыбнулся альфа священнику. — Я надеюсь.

— Вы женитесь?

— Если вы окажете мне услугу.

— Вы не могли бы объяснить поточнее?

— Я вот-вот стану отцом, отец, — Салливан усмехнулся получившемуся каламбуру. — Я узнал об этом всего полчаса назад. И хочу поступить честно, то есть жениться на этом омежке. Он здесь. В этой больнице.

Салливан перевел дух, понимая, как неправдоподобно звучит объяснение. Неважно. Главное — он собирается совершить правильный поступок. Его вел инстинкт, а не эмоции.

— Он должен вот-вот родить. — Он испытующе смотрел в голубые глаза священника. — Вы сделаете это, отец? Вы пожените нас?

По правилам церкви перед бракосочетанием полагались беседы и оглашение имен вступающих в брак. Отец Патрик прекрасно знал, что ответили бы на такую просьбу церковники. Но бете-священнику нравилось считать себя прогрессивным. Он насмотрелся немало из того, что жизнь обрушивала на людей. Большей частью она их не баловала. Он знал, что нет правил без исключений.Но так же  он знал, что его работа — советовать, служить голосом разума.
Двери лифта открылись на пятом этаже, и они вышли. Отец Патрик сразу остановился и повернулся к Салливану.

— Вам отказало благоразумие? — Он не собирался оскорблять альфу,так же не собирался разъяснять важность брака и связанных с ним обязательств. Он полагал, что такой альфа, как Салливан, все это осознает, но не мог не спросить: — Вы понимаете, что делаете?

Салливан понимал или думал, что понимал. Надеялся, что понимал. Поэтому утвердительно кивнул.

— Иногда, отец, надо следовать внутреннему голосу.

— Да, но женится не только ваш внутренний голос. — Священник улыбнулся и перешел к формальностям: — Мне необходимы документы, анализы крови. Разрешение на брак.

— Я могу все достать. — Альфа взглянул через голову священника туда, где, по его предположению, находилась родильная палата. — Но будет слишком поздно.

Может, уже слишком поздно.

Священник удивленно выгнул седые брови.

— Вы должны были подумать об этом заранее...

Салливан нетерпеливо взъерошил волосы. Он должен убедить священника.

— Не о чем было думать. Я не знал.

— Он не сказал вам?

Салливан отрицательно покачал головой.

— Ни слова. Он очень упрям и независим.

Священник тихо засмеялся. Он вспомнил о своем брате омеге Лали, характер которого был таким же огненным, как его волосы.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Мой брат был такой же, упокой Господь его душу. Ни дня не проходит, чтобы я не вспоминал его с тех пор, как Всевышний призвал его.

Салливан облегченно вздохнул. Священник понял.

— Тогда вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Он горд, отец, но и я горд. Горжусь ребенком, который у нас будет. Малышом, который должен родиться с моим именем,а не только с моими генами. — Салливан положил руку на плечо маленького священника, подчеркивая свою просьбу. — Я мог бы достать анализы и документы, отец. Но будет слишком поздно. Роды уже начались. Ребенку необходимо мое имя сейчас.

Ведя священника через вестибюль к посту, альфа видел, что почти убедил его.

— Ну, — задумчиво сказал отец Патрик, — это в высшей степени неправильно...

— Мы могли бы, конечно, оформить гражданский брак, но я хочу, чтобы вы совершили обряд бракосочетания.

— Документы?..

Получилось!

— Я оформлю их задним числом, — пообещал Салливан. — Есть люди, которым я могу позвонить и попросить помочь.

Священник улыбнулся. Ангельская улыбка превратила бы его в прообраз святого Николая, если бы он весил килограмм так на пятьдесят больше.

— В этом я и не сомневаюсь. Уверен, что вы знаете множество людей, кому можно позвонить. — Священник вздохнул, сдаваясь. — Полагаю, мы можем назвать обстоятельства критическими.

— Так оно и есть, — ликующе подтвердил Салливан.

Отец Патрик внимательно смотрел на альфу, делая собственные выводы.

— А этот молодой омега, он согласен?

Салливан решил, что Бог его простит, если он немного соврет в свою пользу.

— Он велел мне найти вас.

Священник хлопнул Салливана по плечу и ласково произнес:

— В мое время все было наоборот. Молодые люди сначала женились, а потом рожали детей.

— Отец, если вы не поспешите...

Отец Патрик ускорил шаги, смеясь про себя.

— Я думаю, что именно спешка довела вас до подобной ситуации... — Заметив, как альфа помрачнел, священник понял, что не время для проповедей, и поднял руку, останавливая себя. — Нет, я не буду поучать. Обещаю.

На посту оказался только один медбрат. Остальные видимо были заняты в палатах. Медбрат глянул на них, явно озадаченный появлением священника.

— Мы торопимся, — сказал Салливан, надеясь, что еще не поздно. — Где доктор Мерфи?

— Палата 513. Что-то случилось? Никто не сказал мне, что нужен священник...

У Салливана больше не было ни желания, ни времени на объяснения

Один взгляд на Эмилио избавил от всех запоздалых сомнений. Омежка выглядит таким беззащитным... Он нуждается в нем. Ребенок нуждается в нем.

Все будет хорошо.

Салливан взял его руку в свою и крепко сжал.

— Сейчас придет доктор.

Эмилио казалось, что он прокусил себе нижнюю губу. В тумане жаркой испепеляющей боли он замотал головой.

— Он не успеет. — Снова начинается. — Салли, приведи медбрата.

— Но он ищет...

Времени на разговоры не было. Держась за боковые поручни кровати и тяжело дыша, Эмилио подтянулся и принял сидячее положение.

Салливан уставился на него дикими глазами.

— Что ты?..

Эмилио тяжело вздохнул, зажмурился и начал тужиться. Вырвался гортанный стон…

— О,Господи, Милли, ты рожаешь!..

Получив передышку, омега сделал вдох и откинул голову.

— Да ты что! Как ты догадался?

В растерянности альфа отпустил его руку.

— Что я должен делать?

— Держи меня за плечи.

Пока Салливан забирался на кровать за его спиной, Эмилио приготовился вновь тужиться.

Он уже смутно различил, как открылась и закрылась дверь,как вокруг кровати засуетились люди. Он начал размеренно дышать, внушая себе, что это поможет.

— Эмилио, ты всегда торопишься. — Доктор Мерфи, высокий и худой, с притворной укоризной вздохнул и улыбнулся. — Когда я тебя недавно осматривал, ты был только на полпути.

Но Эмилио знал себя лучше. Он взглянул на акушера уставшими глазами.

— В конце пути,доктор. В конце.

Доктор Мерфи похлопал омегу по плечу, успокаивая.

— Не волнуйся, Эмилио.

Только ли дружба между ними, подумал Салливан и тут же себя упрекнул: идиотский момент он выбрал для ревности. Но это лишь аргументировало, что он поступил правильно, сделав то, что сделал.

— Я не волнуюсь. — Вот только долго ли он сможет выдержать? — Салли...

Эмилио необходимо было держаться за кого-то, за что-то. Только сейчас он понял, каким одиноким чувствовал себя всю беременность. До сих пор он справлялся, но одиночество на последнем сроке казалось невыносимым. Не помогало и то, что он точно представлял себе этот этап. Знание не защищало от одиночества и страха.

— Я здесь,Милли. Я здесь. — Альфа взглянул на врача, поднявшего простыню и оценивающего состояние Эмилио. — Что я должен делать?

— Для начала можете сказать, кто вы такой.

Нашел время для знакомства.

— Мой муж, — задыхаясь, ответил Эмилио.

Для коллеги это оказалось новостью.

— Мда… Эмилио,а ты оказывается, умеешь хранить тайну.

Они подменяли друг друга уже три года, и доктор Мерфи думал, что знает Эмилио Флоранс не хуже остального персонала. Все решили, что он выбрал роль одинокого папы. Когда он успел выйти замуж?

Он внимательно оглядел альфу рядом с Эмилио.

— Значит, так, раз вы супруг Эмилио... Хирургические штаны и рубаху вы найдете в раздевалке. Сразу за родильной палатой. — Доктор повернулся к Эмилио: — Пора, Милли. Ребенок вот-вот появится.

Тоже мне новости, подумал омега, будто он этого не знает.

— Поспешите.

— Мы постараемся. Остальное зависит от тебя, — крикнул Эдвард Мерфи из коридора.

Эмилио посмотрел на Салливана.

— Ничего не скажешь… Веселенькое возвращение, а?

Салливан смахнул капли пота со лба омеги. Альфу захлестнула нежность. Да, подумал он, я поступил правильно.

— Да уж, такое вряд ли когда-нибудь забудется. Я дома меньше суток, а уже получил супруга и ребенка. Не думаю, что когда-нибудь смогу побить этот рекорд.

Он сжал руку Эмилио и, наклонившись, легко коснулся губами его губ. В глазах у Эмилио мелькнул вопрос.

— Так полагается, — прошептал альфа, вспомнив слова священника. — Вот теперь мы поженились.

— А если бы ты не поцеловал меня, мы бы не поженились?

Салливан улыбнулся, лаская омегу взглядом.